1. Житие Георгия Амастридского (1)
Согласно исследованию В.Г. Васильевского, Житие было написано между 820 и 842 гг. известным византийским писателем, впоследствии Никейским митрополитом Игнатием. Известно лишь по единственной греческой рукописи. В Житии описано нападение росов на Пафлагонское побережье Малой Азии. Печ. по изд.: Васильевский В.Г. Труды. Т.III. Пг., 1915. С. 64-69.
То, что следует далее, и еще более удивительно. Было нашествие варваров, руси, народа, как все знают (2), в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они — этот губительный на деле и по имени (3) народ, — начав разорение от Пропонтиды (4) и посетив прочее побережье, достигли, наконец, и до отечества святого, посекая нещадно всякий пол, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их нечестивые алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев (5), у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жен; и не было никого помогающего, никого готового противостоять. Лугам, источникам, деревьям воздается поклонение. Верховный промысл допускает это, может быть, для того, чтобы умножилось беззаконие, что, как мы знаем из Писания, много раз испытал Израиль.
Пастырь добрый не был налицо телом, а духом был с Богом и, в непостижимых судах его читая, как посвященный, лицом к лицу, медлил заступлением и откладывал помощь. Но наконец он не возмог презреть, и вот он и здесь чудодействует не меньше, чем в других случаях. Когда варвары вошли в храм и увидели гробницу, они вообразили, что тут сокровище, как и действительно это было сокровище. Устремившись, чтобы раскопать оное, они вдруг почувствовали себя расслабленными в руках, расслабленными в ногах и, связанные невидимыми узами, оставаясь совершенно неподвижными, жалкими, будучи полны удивления и страха и ничего другого не имея силы сделать, как только издавать звуки голоса.
2. Житие Стефана Сурожского
“Житие Стефана Сурожского” — сочинение неизвестного византийского автора конца Х в., имеющееся также в русском списке XV в. Один из главных источников по проблеме Причерноморской Руси. В Византии житие не пользовалось большой популярностью и известно только в краткой редакции, где не упоминается поход русов. Также неизвестен и греческий оригинал службы св. Стефану. Однако, как установил В.Г. Васильевский, упоминание о русах было и в греческом тексте. Составление Жития датируется 1-й пол. IX в. Печ. по изд.: Васильевский В.Г. Труды. Т.III. Пг., 1915.
По смерти святого <Стефана (6). — сост> минуло мало лет. Пришла рать великая русская из Новгорода (7), князь Бравлин (8) весьма силен и, попленив от Корсуня до Корчева, со многою силою пришел к Сурожу. Десять дней продолжалась злая битва, и через десять дней Бравлин, силою взломав железные ворота, вошел в город и, взяв меч свой, подошел к церкви святой Софии. И разбив двери, он вошел туда, где находится гроб святого. А на гробе царское одеяло и жемчуг, и золото, и камень драгоценный, и лампады золотые, и сосудов золотых много. Все было пограблено. И в тот час разболелся Бравлин, обратилось лицо его назад, и, лежа, он источал пену. И сказал боярам своим: “Верните все, что взяли”. Они же возвратили все и хотели взять оттуда князя. Князь же возопил: “Не делайте этого, пусть останусь лежать, ибо хочет меня изломать один старый святой муж, притиснул меня, и душа изойти из меня хочет”... И не вставал с места князь, пока не сказал боярам: “Возвратите все, сколько пограбили, священные сосуды церковные в Корсуни и Корчеве, и везде, и принесите сюда все и положите к гробу Стефана”.
И затем устрашающе говорит святой Стефан князю: “Если не крестишься в моей церкви, не уйдешь отсюда и не возвратишься домой”. И возопил князь: “Пусть придут попы и окрестят меня. Если встану и лицо мое вновь обратится, то крещусь”. И пришли попы и архиепископ Филарет, и сотворили молитву над князем, и крестили во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. И снова обратилось лицо его вперед. Крестились же с ним и все его бояре. Но еще шея его болела. И сказали попы князю: “Обещай Богу, что всех мужей, жен и детей, плененных от Корсуни до Корчева, ты велишь освободить и вернуть назад”. Тогда князь повелел отпустить всех пленников восвояси. И в течение недели не выходил он из церкви, пока не дал великий дар святому Стефану. И отошел, почтив город, людей и попов. И, услышав об этом, другие ратники опасались совершать нападения, а если кто и совершал таковые, то уходил посрамленным.
3. Из сочинений Патриарха Фотия
Константинопольскому патриарху Фотию (ок. 810 — после 886) принадлежит несколько сочинений, в которых упоминается народ рос. Эти упоминания — одни из первых, наряду с Житиями Георгия Амастридского и Стефана Сурожского. Фотий (низложен в 867 г.) стал непосредственным свидетелем нападения русов на Константинополь в 860 г. Выдающийся литератор, полемист и канонист, Фотий оставил две речи-беседы (“гомилии”), которым позже было дано название “На нашествие росов”. Через семь лет Фотий написал Окружное послание к “восточным патриархам”, где снова упомянул нападение 860 г., однако росы уже называются “поддаными и друзьями”, а также упоминается о крещении этого народа. Речь в данном случае, очевидно, идет не о Киевской Руси. Текст печатается по изд.: Христианское чтение, 1882, ч. II.
Беседы на нашествие росов
Беседа первая.
<...> Я вижу, как народ грубый и жестокий окружает город, расхищает городские предместья, все истребляет, все губит — нивы, пастбища, стада, женщин, детей, старцев, юношей, — всех поражает мечом, никого не жалея, никого не щадя. Всеобщая гибель! Он, как саранча на жатву и как плесень на виноград, или, лучше, как зной или Тифон (9), или наводнение, или не знаю, что назвать, напал на нашу страну и истребил целое поколение жителей <...>
Где теперь наш царь христолюбивый (10)? Где воинство? Где оружие, машины, военные советы, припасы? Не других ли варваров нашествие удалило и привлекло к себе все это? Царь переносит продолжительные труды за пределами, вместе с ним отправилось переносить труды и войско, а нас изнуряет очевидная гибель и смерть, одних уже постигшая, а к другим приближающаяся. Этот скифский (11), и грубый, и варварский народ, как бы выползши из самых предместий города, подобно полевому зверю, истребляет окрестности его.
Беседа вторая.
<...> Народ неименитый, народ несчитаемый (ни за что), народ, поставляемый наравне с рабами, неизвестный, но получивший имя (12) со времени похода на нас, незначительный, но получивший значение, уничиженный и бедный, но достигший блистательной высоты и несметного богатства, народ, где-то далеко от нас живущий, варварский, кочующий, гордящийся оружием, неожиданный, незамеченный, без военного искусства, так грозно и так быстро нахлынул на наши пределы, как морская волна, и истребил живущих на этой земле, как полевой зверь траву или тростник или жатву <...> Все было наполнено мертвыми телами. В реках вода превращалась в кровь, источники и водоемы, одни нельзя было распознать от того, что вместилища их были завалены мертвыми телами, от других оставались совершенно неясные следы прежнего вида, потому что брошенное в них наполняло остальные их части <...> Пещеры наполнились ими. Горы и холмы, лощины и овраги нисколько не отличались от городских кладбищ, таких страданий было исполнено это разрушение; так зараза этой войны, несомая на крыльях грехов наших, пролетала повсюду, погубляя все встречающееся!
Никто не мог бы изобразить словом постигшую нас тогда илиаду бедствий. Кто же, видя это, не признал бы, что на нас излилась до дна та чаша, которую приготовил гнев Господа, вскипевший от наших грехов? <...> О как все тогда расстроилось, и город едва, так сказать, не был поднят на копье! Когда легко было взять его, а жителям невозможно защищать, то, очевидно, от воли неприятелей зависело — пострадать ему или не пострадать <...> Помните ли вы тот трепет и те слезы и рыдания, которым тогда предавался весь город в крайнем отчаянии? Помните ли ту мрачную и страшную ночь, когда жизнь всех нас готова была закатиться вместе с закатом солнца и свет нашего бытия поглощался глубоким мраком смерти? Помните ли тот час невыносимо горестный, когда приплыли к нам варварские корабли, дышащие чем-то свирепым, диким и убийственным... когда они проходили перед городом, неся и выставляя пловцов, поднявших мечи, и как бы угрожая городу смертию от меча, — когда всякая надежда оставила людей и город держался надеждою на единственное убежище у Бога, — когда трепет и мрак объял умы и слух отверзался только для одной вести: “Варвары уже перелезли через стены, и город уже занят врагами”? Ибо неожиданность события и нечаянность нашествия как бы заставляла всех воображать и слышать это <...>
Нечаянно было нашествие врагов, неожиданно совершилось и удаление их; чрезмерно негодование Божие, но неизреченна и милость; невыразим был страх от них, но презренно было и бегство их; в нападении на нас сопутствовал им гнев Божий, но мы сподобились человеколюбия Божия, отвратившего набег их.
Из “Окружного послания”
Печатается по изд.: Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т. I, ч.II. М., 1880.
<...> И не только этот народ (13) променял первое нечестие на веру в Христа, но даже многими многократно прославленные и в жестокости и скверноубийстве всех оставляющие за собой русы (14), которые, поработив находящихся кругом себя и отсюда помыслив о себе высокое, подняли руки и против Ромейской державы, — в настоящее время даже и сии променяли эллинское и нечестивое учение (15), которое содержали прежде, на чистую и неподдельную веру христианскую, с любовью поставив себя в чине подданных (16) и друзей наших, вместо грабления нас и великой против нас дерзости, которую имели незадолго. И до такой степени в них разыгралось желание и ревность веры, что приняли епископа (17) и пастыря и лобызают верования христиан с великим усердием и ревностью.
4. ИЗ ТРАКТАТА “ОБ УПРАВЛЕНИИ ИМПЕРИЕЙ” КОНСТАНТИНА БАГРЯНОРОДНОГО
Приписываемое византийскому императору Константину Багрянородному (908-959) сочинение “Об управлении империей” было составлено в 948-952 гг. Создано оно было для юного наследника престола, будущего императора Романа II (прав. в 959-963), и предназначалось для его личного пользования. Текст его неоднороден, над ним работали несколько человек. Первоначально он подготавливался как справочник-обзор “О народах”, но потом был спешно переработан в своеобразное поучение 14-летнему сыну Константина (см.: Литаврин Г.Г. Введение // Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989, с. 24-25). 9-я глава, посвященная описанию пути росов в Константинополь, распадается на два раздела, написанные разными людьми: собственно повествование о пути росов в Константинополь и рассказ о полюдье. Составитель первого раздела, по признанию ученых, пользовался различными источниками. Потому в нем также выделяются несколько частей: 1) описание подготовки моноксил к плаванию, 2) описание Днепровских порогов, 3) путь от о. Св. Эферий до Месемврии (см.: Константин Багрянородный. Об управлении... С.291-293). Текст печатается по изд.: Константин Багрянородный… с. 45-51 (с частичным использованием комментариев данного издания).
[Да будет известно], что приходящие из внешней России (18) в Константинополь моноксилы являются одни из Немогарда (19), в котором сидел Сфендослав (20), сын Ингора (21), архонта (22) России, а другие из крепости Милиниски (23), из Телиуцы (24), Чернигоги (25) и из Вусеграда (26). Итак, все они спускаются рекою Днепр и сходятся в крепости Киоава, называемой Самватас (27). Славяне же, их пактиоты (28), а именно: кривитеины (29), лендзанины (30) и прочие Славинии — рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти [водоемы] впадают в реку Днепр, то и они из тамошних [мест] входят в эту самую реку и отправляются в Киову. Их вытаскивают для [оснастки] и продают росам. Росы же, купив одни эти долбленки и разобрав свои старые моноксилы, переносят с тех на эти весла, уключины и прочее убранство... снаряжают их. И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются в Витичеву, которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр. Прежде всего они приходят к первому порогу (31), нарекаемому Эссупи (32), что означает по-русски и по-славянски “Не спи”. Порог [этот] столь же узок, как пространство циканистирия (33), а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издает громкий и страшный гул. Ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами [дно, волокут их], чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая [ее] шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки. Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси (34), а по-славянски Островунипрах, что значит “Островок порога”. Он подобен первому, тяжек и труднопроходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски означает “Шум порога”, а затем так же — четвертый порог, огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны. Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачинакитов. А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах, ибо он образует большую заводь, и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски Веручи, что означает “Кипение воды”, и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как “Малый порог”. Затем достигают так называемой переправы Крария, через которую переправляются херсониты, [идя] из Росии, и пачинакиты на пути к Херсону. Эта переправа имеет ширину ипподрома, а длину, с низа до того [места], где высовываются подводные скалы, — насколько пролетит стрела пустившего ее отсюда дотуда. Ввиду чего к этому месту спускаются пачинакиты и воюют против росов. После того как пройдено это место, они достигают острова, называемого Св. Григорий (35). На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг [дуба], а другие — кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай. Бросают они и жребий о петухах: или зарезать их, или съесть, или отпустить их живыми. От этого острова росы не боятся пачинакита, пока не окажутся в реке Селина. Затем, продвигаясь таким образом от [этого острова] до четырех дней, они плывут, пока не достигают залива реки, являющегося устьем, в котором лежит остров Св. Эферий (36). Когда они достигают этого острова, то дают там себе отдых до двух-трех дней. И снова они переоснащают свои моноксилы всем тем нужным, чего им недостает: парусами, мачтами, кормилами, которые они доставили [с собой]. Так как устье этой реки является, как сказано, заливом и простирается вплоть до моря, а в море лежит остров Св. Эферий, оттуда они отправляются к реке Днестр и, найдя там убежище, вновь там отдыхают. Когда же наступит благоприятная погода, отчалив, они приходят в реку, называемую Аспрос, и, подобным же образом отдохнувши и там, снова отправляются в путь и приходят в Селину, в так называемый рукав реки Дунай. Пока они не минуют реку Селина, рядом с ними следуют пачинакиты. И если море, как это часто бывает, выбросит моноксил на сушу, то все [прочие] причаливают, чтобы вместе противостоять пачинакитам. От Селины же они не боятся никого, но, вступив в землю Булгарии, входят в устье Дуная. От Дуная они прибывают в Конопу, а от Конопы — в Констанцию... к реке Варна; от Варны же приходят к реке Дичина. Все это относится к земле Булгарии. От Дичины они достигают Месемврии — тех мест, где завершается их мучительное и страшное, невыносимое и тяжкое плавание. Зимний же и суровый образ жизни тех самых росов таков. Когда наступит ноябрь месяц, тотчас их архонты выходят со всеми росами из Киава и отправляются в полюдья, что именуется “кружением”, а именно — в Славинии вервианов (37), другувитов, кривичей, севериев и прочих славян, которые являются пактиотами росов. Кормясь там в течение всей зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киав. Потом так же, как было рассказано, взяв свои моноксилы, они оснащают [их] и отправляются в Романию.
[Знай], что узы могут воевать с пачинакитами.
5. ИЗ “ИСТОРИИ” ЛЬВА ДИАКОНА
В сочинении Льва Диакона содержатся подробный рассказ о походе киевского князя Святослава на византийские дунайские провинции 970-971 гг. Предположительно “История” написана после 992 г., охватывая правления императоров Романа II, Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия, то есть 959-976 гг. Автор состоял в придворном клире императора Василия II.
Конец VIII и вся IX книги посвящены подробному описанию битв Святослава, военного искусства росов, их облика и обычаев. Автор знает по именам не только русских князей, но и некоторых предводителей войска, которых не помнит Повесть временных лет и другие источники. В “Истории” представлена уникальная информация о так называемой “дружинной культуре” Х в., когда понятие “русы” из этнического уже становится социальным, а дружинные традиции являются синтезом обычаев совершенно разных племен. По традиции византийской литературы Лев Диакон называет русов скифами или тавроскифами. Печатается в пер. М.М. Копыленко по изд.: Лев Диакон. История. М., 1988. С. 70-82.
Книга VIII.
4. ...Когда настал рассвет следующего дня, он (38) поднял войско, выстроил его в глубокие фаланги и <...> выступил на Преславу<...> Тавроскифы, увидев приближение умело продвигающегося войска, были поражены неожиданностью; их охватил страх и они почувствовали себя беспомощными. Но все же они поспешно схватились за оружие, покрыли плечи щитами (щиты у них прочны и для большей безопасности достигают ног), выстроились в грозный боевой порядок, выступили на ровное поле перед городом и, рыча наподобие зверей, бросились на ромеев <...> Однако ни та, ни другая сторона не могла взять верх. Тогда государь приказывает “бессмертным” стремительно напасть на левое крыло скифов; “бессмертные”, выставив вперед копья и сильно пришпорив коней, бросились на врагов. Скифы [всегда] сражаются в пешем строю; они не привыкли воевать на конях и не упражняются в этом деле. Поэтому они не выдержали натиска ромейских копий, обратились в бегство и заперлись в стенах города. Ромеи преследовали их и беспощадно убивали.
5. <...>Надвигающаяся ночь вынудила ромеев прекратить сражение. Но вот наступило утро следующего дня <...> Росы же, подбадриваемые своим военачальником Сфенклом (39), который был у скифов третьим по достоинству после Сфендослава, их верховного катархонта, оборонялись за зубцами стен и изо всех сил отражали натиск ромеев, бросая сверху дротики, стрелы и камни <...>
7. <Византийцы штурмом взяли укрепление> Ромеи все разом ворвались в город и рассыпались по узким улицам, убивая врагов и грабя их добро. Так они достигли царского дворца, в котором сгрудилась лучшая часть войска росов <...> Император послал против них магистра Варду Склира с надежным отрядом. Окружив скифов фалангой храбрейших воинов, Склир вступил в бой. Завязалось сражение, и росы отчаянно сопротивлялись, не показывая врагам спины; однако ромеи [победили] <...> Сфенклу с немногими удалось спастись бегством. Он ушел к Сфендославу (40), но вскоре был убит.
8. <...> Сфендослав, узнав о поражении у Преславы, испытывал огорчение и досаду. Он считал это плохим предзнаменованием для будущего, но, одержимый скифским безумием и кичась своими победами над мисянами, надеялся легко победить и войско ромеев.
9. Сфендослав видел, что мисяне отказываются от союза с ним и переходят на сторону императора. Поняв по зрелом размышлении, что, если мисяне склонятся к ромеям, дела его закончатся плохо, он созвал около трехсот наиболее родовитых и влиятельных из их числа и с бесчеловеческой дикостью расправился с ними — всех их он обезглавил, а многих других заключил в оковы и бросил в тюрьму. Затем, собрав все войско тавроскифов — около шестидесяти тысяч — он выступил против ромеев. <...>
Тавроскифы плотно сомкнули щиты и копья, придав своим рядам вид стены, и ожидали противника на поле битвы. Император выстроил против них ромеев <...>
10. Воины сошлись в рукопашную, завязалась яростная битва, и в первых схватках обе стороны долго сражались с одинаковым успехом. Росы, стяжавшие среди соседних народов славу постоянных победителей в боях, считали, что их постигнет ужасное бедствие, если они потерпят постыдное поражение от ромеев, и дрались, напрягая все силы <...>
Много воинов пало с обеих сторон, бой шел с переменным успехом, и до самого вечера нельзя было определить, на чью сторону склонится победа. Но когда солнце стало клониться к закату, император бросил на скифов всю конницу <...> Скифы, не выдержав такого натиска, обратились в бегство и были оттеснены за стены <...>
Книга IX.
1. Как только рассвело, император стал укреплять лагерь мощным валом, действуя так. Неподалеку от Дористола возвышается посреди равнины небольшой холм. Разместив войско на этом холме, [Иоанн] приказал рыть вокруг него ров, а землю выносить на прилегающую к лагерю сторону, чтобы получилась высокая насыпь. Затем [он приказал] воткнуть на вершине [насыпи] копья и повесить на них соединенные между собою щиты. Таким образом, лагерь был огражден рвом и валом, и враги никак не могли проникнуть внутрь — устремившись ко рву, они бы остановились. Так разбивают обычно ромеи свой стан во вражеской стране.
Укрепив таким образом лагерь, [Иоанн] на следующий день выстроил войско и двинул его к [городской] стене. Показываясь из-за башен, скифы метали на ромейскую фалангу стрелы, камни и все, что можно было выпустить из метательных орудий. [Ромеи] же защищались от скифов, стреляя снизу из луков и пращей. Сражение не пошло дальше этой перестрелки, и ромеи удалились в лагерь, чтобы поесть, а скифы к концу дня выехали из города верхом — они впервые появились тогда на конях. Они всегда прежде шли в бой в пешем строю, а ездить верхом и сражаться с врагами [на лошадях] не умели. Ромеи тотчас вооружились, вскочили на коней, схватили копья (они пользуются в битвах очень длинными копьями) и стремительно, грозной лавиной понеслись на врагов. Ромейские копья поражали [скифов], не умевших управлять лошадьми при помощи поводьев. Они обратились в бегство и укрылись за стенами.
2. Тем временем показались плывущие по Истру огненосные триеры и продовольственные суда ромеев. При виде их ромеи несказанно обрадовались, а скифов охватил ужас, потому что они боялись, что против них будет обращен жидкий огонь. Ведь они уже слышали от стариков из своего народа, что этим самым “мидийским огнем” ромеи превратили в пепел на Евксинском [море] огромный флот Ингора, отца Сфендослава. Потому они быстро собрали свои челны и подвели их к городской стене в том месте, где протекающий Истр огибает одну из сторон Дористола. Но огненосные суда подстерегали скифов со всех сторон, чтобы они не могли ускользнуть на ладьях в свою землю.
На следующий день тавроскифы вышли из города и построились на равнине, защищенные кольчугами и доходившими до самых ног щитами. Вышли из лагеря и ромеи, также надежно прикрытые доспехами. Обе стороны храбро сражались, попеременно тесня друг друга, и было неясно, кто победит. Но вот один [из воинов], вырвавшись из фаланги ромеев, сразил Сфенкла, (почитавшегося у скифов третьим после Сфендослава), доблестного, огромного роста мужа, отважно сражавшегося в этом бою. Пораженные его гибелью, тавроскифы стали шаг за шагом отступать с равнины, устремляясь к городу. Тогда и Феодор, прозванный Лалоконом, муж непобедимый, устрашающий отвагой и телесной мощью, убил железной булавой множество врагов. Сила его руки была так велика, что удар булавы расплющивал не только шлем, но и покрытую шлемом голову. Таким образом, скифы, показав спину, [снова] укрылись в городе. Император же велел трубить сбор, созвал ромеев в лагерь и, увеселяя их подарками и пирами, побуждал храбро сражаться в [предстоящих] битвах.
<...> Что же касается росов <...>, то они построились и вышли на равнину, стремясь всеми силами поджечь военные машины ромеев. Они не могли выдержать действия снарядов, которые со свистом проносились над ними: каждый день от ударов камней, выбрасываемых [машинами], погибало множество скифов. Эти машины охранял родственник государя, магистр Иоанн Куркуас. Заметив дерзкую вылазку врагов, [Куркуас], несмотря на то, что у него сильно болела голова и что его клонило ко сну от вина (дело было после завтрака), вскочил на коня и в сопровождении избранных воинов бросился к ним навстречу. [На бегу] конь оступился в яму и сбросил магистра. Скифы увидели великолепное вооружение, прекрасно отделанные бляхи на конской сбруе и другие украшения — они были покрыты немалым слоем золота — и подумали, что это сам император. Тесно окружив [магистра], они зверским образом изрубили его вместе с доспехами своими мечами и секирами, насадили голову на копье, водрузили ее на башне и стали потешаться над ромеями [крича], что они закололи их императора, как жертвенное животное. Магистр Иоанн стал добычей варварского неистовства и понес, таким образом, кару за [преступления], совершенные им против святых храмов, — ведь говорят, что он разграбил в Мисии много [церквей] и обратил в свое частное имущество их утварь и священные сосуды.
6. Ободренные такой победой, росы вышли на следующий день из города и построились к бою на открытом месте. Ромеи также выстроились в глубокую фалангу и двинулись им навстречу.
Был между скифами Икмор, храбрый муж гигантского роста, [первый] после Сфендослава предводитель войска, которого [скифы] почитали по достоинству вторым среди них. Окруженный отрядом приближенных к нему воинов, он яростно устремился против ромеев и поразил многих из них. Увидев это, один из телохранителей императора, сын архига критян Анемас, воспламенился доблестью духа, вытащил висевший у него на боку меч, проскакал на коне в разные стороны и, пришпорив его, бросился на Икмора, настиг его и ударил [мечом] в шею — голова скифа, отрубленная вместе с правой рукой, скатилась на землю. Как только [Икмор] погиб, скифы подняли крик, смешанный со стоном, а ромеи устремились на них. Скифы не выдержали натиска противника; сильно удрученные гибелью своего предводителя, они забросили щиты за спины и стали отступать к городу, а ромеи преследовали их и убивали.
И вот, когда наступила ночь и засиял полный круг луны (41), скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили несколько грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра. Говорят, что скифы почитают таинства эллинов, научившись этому то ли у своих философов Анахарсиса (42) и Замолксиса (43), то ли у соратников Ахилла (44). Ведь Арриан пишет в своем “Описании морского берега”, что сын Пелея Ахилл был скифом и происходил из городка под названием Мирмикион (45), лежащего у Меотидского озера. Изгнанный скифами за свой дикий, жестокий и наглый нрав, он впоследствии поселился в Фессалии. Явными доказательствами [скифского происхождения Ахилла] служат покрой его накидки, скрепленной застежкой, привычка сражаться пешим, белокурые волосы, светло-синие глаза, сумасбродная раздражительность и жестокость, над которыми издевался Агамемнон, порицая его следующими словами: “Распря единая, брань и убийство тебе лишь приятны” (46).
Тавроскифы и теперь еще имеют обыкновением разрешать споры убийством и кровопролитием <...>
7. На другой день на рассвете Сфендослав созвал совет знати, который на их языке носит название “комент” (47). Когда они собрались вокруг него, Сфендослав спросил у них, как поступить. Одни высказали мнение, что следует поздней ночью погрузиться на корабли и попытаться тайком ускользнуть, потому что невозможно сражаться с покрытыми железными доспехами всадниками, потеряв лучших бойцов, которые были опорой войска и укрепляли мужество воинов. Другие возражали, что нужно помириться с ромеями, взяв с них клятву, и сохранить таким путем оставшееся войско. [Они говорили, что] ведь нелегко будет скрыть бегство, потому что огненосные суда, стерегущие с обеих сторон проходы у берегов Истра, немедленно сожгут все [их корабли], как только они попытаются появиться на реке.
Тогда Сфендослав глубоко вздохнул и воскликнул с горечью: “Погибла слава, которая шествовала вслед за войском росов, легко побеждавшим соседние народы и без кровопролития порабощавшим целые страны, если мы так позорно отступим перед ромеями. Итак, проникнемся мужеством, [которое завещали] нам предки, вспомним о том, что мощь росов до сих пор была несокрушимой, и будем ожесточенно сражаться за свою жизнь. Не пристало нам возвращаться на родину, спасаясь бегством; [мы должны] либо победить и остаться в живых, либо умереть со славой, совершив подвиги, [достойные] доблестных мужей!” (48). Вот какое мнение высказал Сфендослав.
8. О тавроскифах рассказывают еще и то, что они вплоть до нынешних времен никогда не сдаются врагам даже побежденные, — когда нет уже надежды на спасение, они пронзают себе мечами внутренности и таким образом сами себя убивают. Они поступают так, основываясь на следующем убеждении: убитые в сражении неприятелем, считают они, становятся после смерти и отлучения души от тела рабами его в подземном мире. Страшась такого служения, гнушаясь служить своим убийцам, они сами причиняют себе смерть. Вот какое убеждение владеет ими (49).
А тогда, выслушав речь своего повелителя, росы с радостью согласились вступить в опасную борьбу за свое спасение и [приняли решение] мужественно противостоять могуществу ромеев. На следующий день (шел шестой день недели, двадцать четвертый — месяца июля) к заходу солнца все войско тавроскифов вышло из города; они решили сражаться изо всех сил, построились в мощную фалангу и выставили вперед копья. Император со своей стороны выстроил ромеев и вывел их из укрепления. Вот уже завязалась битва, и скифы с силой напали на ромеев, пронзали их копьями, ранили стрелами коней и валили на землю всадников. Видя, с какой неистовой яростью бросался Сфендослав на ромеев и воодушевлял к бою ряды своих, Анемас, который прославился накануне убиением Икмора, вырвался на коне вперед (дело это вошло у него в обычай, и таким путем он уже поразил множество скифов), опустив поводья, устремился на [предводителя росов] и, ударив его мечом по ключице, поверг вниз головою наземь, но не убил. [Сфендослава] спасла кольчужная рубаха и щит, которыми он вооружился, опасаясь ромейских копий. Анемас же был окружен рядами скифов, конь его пал, сраженный тучей копий; он перебил многих из них, но погиб и сам — муж, которого никто из сверстников не мог превзойти воинскими подвигами.
9. Гибель Анемаса воодушевила росов, и они с дикими, пронзительными воплями начали теснить ромеев. Те стали поспешно поворачивать назад, уклоняясь от чудовищного натиска скифов. Тогда император, увидевший, что фаланга ромеев отступает, убоялся, чтобы они устрашенные небывалым нападением скифов, не попали в крайнюю беду; он <...> сам помчался на врагов. Забили тимпаны и заиграли военный призыв трубы; стыдясь того, что сам государь идет в бой, ромеи повернули лошадей и с силой устремились на скифов. Но вдруг разразился ураган вперемежку с дождем: устремившись с неба, он заслонил неприятелей; к тому же поднялась пыль, которая забила им глаза. И говорят, что перед ромеями появился какой-то всадник на белом коне; став во главе войска и побуждая его наступать на скифов, он чудодейственно рассекал и расстраивал их ряды <...> Впоследствии распространилось твердое убеждение, что это был великомученик Феодор (50) <...>
10. <...> Завязалась горячая битва, и скифы не выдержали натиска конной фаланги. Окруженные магистром Вардой по прозванию Склир, который со множеством воинов обошел их с тыла, они обратились в бегство. [Ромеи] преследовали их до самой стены, и они бесславно погибали. Сам Сфендослав, израненный стрелами, потерявший много крови, едва не попал в плен; его спасло лишь наступление ночи. Говорят, что в этой битве полегло пятнадцать тысяч пятьсот скифов, [на поле сражения] подобрали двадцать тысяч щитов и очень много мечей. Среди ромеев убитых было триста пятьдесят, но раненых было немало. Вот какую победу одержали ромеи в этом сражении.
Всю ночь провел Сфендослав в гневе и печали, сожалея о гибели своего войска. Но видя, что ничего уже нельзя предпринять против несокрушимого всеоружия ромеев, он счел долгом разумного полководца не падать духом под тяжестью неблагоприятных обстоятельств и приложить все усилия для спасения своих воинов. Поэтому он отрядил на рассвете послов к императору Иоанну и стал просить мира на следующих условиях. Тавроскифы уступят ромеям Дористол, освободят пленных, уйдут из Мисии и возвратятся на родину, а ромеи дадут им возможность отплыть, не нападут на них по дороге с огненосными кораблями (они очень боялись “мидийского огня”, который мог даже и камни обращать в пепел), а кроме того, снабдят их продовольствием и будут считать своими друзьями тех, которые будут посылаемы по торговым делам в Византий, как было установлено прежде.
11. Император <...> с радостью принял эти условия [росов], заключил с ними союз и соглашение и дал им хлеба — по два медимна на каждого (51). Говорят, что из 60-тысячного войска росов хлеб получили только 22 тысячи человек, избежавшие смерти, а остальные 38 тысяч погибли от оружия ромеев. После утверждения мирного договора Сфендослав попросил у императора позволения встретиться с ним для беседы. Государь не уклонился и, покрытый вызолочеными доспехами, подъехал верхом к берегу Истра, ведя за собою многочисленный отряд сверкавших золотом вооруженных всадников. Показался и Сфендослав, приплывший по реке на скифской ладье; он сидел на веслах и греб вместе с его приближенными, ничем не отличаясь от них. Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый (52), безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос — признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только чистотой. Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем об условиях мира и уехал. Так закончилась война ромеев со скифами.
12. Сфендослав оставил Дористол, вернул согласно договору пленных и отплыл с оставшимися соратниками, направив свой путь на родину. По пути им устроили засаду пацинаки — многочисленное кочевое племя, которое пожирает вшей, возит с собою жилища и большую часть жизни проводит в повозках. Они перебили почти всех [росов], убили вместе с прочими Сфендослава, так что лишь немногие из огромного войска росов вернулись невредимыми в родные места.
Примечания:
1. Георгий Амастридский (ок. 760 — ок. 806 гг.) — византийский святой, архиепископ Амастридский. При нем Амастридская епископия была выведена из состава Пафлагонской епархии и возведена в степень архиепископии. Активный противник иконоборчества.
2. Автор говорит о русах как о хорошо известном в Причерноморье народе, видимо многочисленном и давно здесь проживающем.
3. Очевидно, подразумевается популярная в Византии этимология слова “рос” — от имени библейского князя “Рош”.
4. Пролив Босфор.
5. У древнего населения Крыма — тавров — античные авторы отмечают нетерпимость к иностранцам, обычай приносить их в жертву богам (ксеноктония). Автору русы представляются прямыми потомками тавров, сохраняющими их древние обычаи. Для греческих писателей X–XII вв. русы — это тавроскифы, т.е. потомки ираноязычных кочевников Причерноморья и тавров. Не исключено, что остатки тавров действительно смешались с русами, передав им что-то из своих традиций. Подобный обычай отмечают у русов и арабо-персидские авторы средневековья (см. описание Арсании в “Худуд ал-алам”, у ал-Истахри и ал-Идриси).
6. Стефан Сурожский — византийский святой. О жизни его известно мало, и источники противоречивы. Родился в Каппадокии. Приехал в Сугдайю (Сурож, Судак) при императорах Льве Исавре или Константине Копрониме для проповеди и поддержки христианства (Сугдайя находилась под властью Хазарии). Первый архиепископ Сурожский (вероятно, при немв Суроже была основана епископская кафедра). Иконопочитатель; выступал против императора Константина Копронима, поддерживавшего иконоборцев.
7. “Новгород” здесь — буквальный перевод греческого Neapoliz. Вероятнее всего, это известный по источникам Неаполь Скифский, находившийся около совр. Симферополя.
8. Имя ассоциируется с Браваллой, где незадолго до того произошла битва данов и их союзников с южного и восточного берега Балтики со шведами.
9. Тифон — в греч. мифологиии чудовищный сын земли Геи и Тартара. Это существо с сотней драконьих голов, часть тела до туловища — человеческая, а вместо ног — извивающиеся кольца змей. Тифон мог бы стать владыкой мира, если бы Зевс не победил его.
10. Император Михаил III, правивший в то время, в 860 г. воевал с арабами.
11. Скифами по античной традиции в византийской литературе называли племена, жившие в степях Причерноморья и в Крыму.
12. Ставший известным, знаменитым.
13. Речь идет о дунайских болгарах, принявших крещение в 865 г.
14. В “Окружном послании” русы уже представлены как хорошо известный византийцам народ.
15. Слово “эллин” означало для византийцев — язычник.
16. Принявших христианство по византийскому обряду в Константинополе воспринимали как подданных.
17. Исходя из сведений о епископе очевидно, что в Окружном послании речь идет о крещении не дружины воинов, а племени, населяющего определенную территорию.
18. “Внешняя Россия” упоминается также в сочинении Идриси..
19. Традиционно NemogardaV понимается как Новгород. А.Н. Кирпичников предложил конъектуру NebogardaV, т.е. город, расположенный на оз. Нево, — Старая Ладога (Ладога и Ладожская земля VIII — XIII вв. // Историко-археологическое изучение Древней Руси. Л., 1988. С. 55).
20. Святослав (942-972), сын Игоря Старого, кн. киевский. О его “сидении” в Новгороде или Старой Ладоге другие источники не упоминают.
21. Игорь Старый (ум. 945) — кн. киевский. Информация для этой части 9-й главы восходит к тому времени, когда Игорь был жив.
22. Термин “архонт” употреблялся внутри Византии для обозначения как знатных людей, занимавших высокие должности, так и просто очень богатых людей. Архонтами назывались также болгарские цари, русские князья и вожди венгров.
23. Обычно понимается как Смоленск.
24. Традиционно понимается как Любеч, но с формально-лингвистической точки зрения трансформацию названия Любеч в Telioutza объяснить невозможно.
25. Бесспорно, Чернигов.
26. Вышгород.
27. Этот ойконим (SambataV) по отношению к Киеву (и вообще) уникален — он встречается только у Константина Багрянородного. Происхождение его дискутируется до сих пор. Н.Я. Марр связывал его с иранским личным именем Смбат (Марр Н.Я. Избранные работы. Л., 1936. Т.2. С. 284). Сейчас популярна версия о еврейско-хазарской этимологии этого названия (см.: Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX — XI вв. Смоленск, 1995. С. 96), однако современные гебраисты обоснованно называют такую этимологию “фантастической” (см.: Голб Н., Прицак О. Хазарско-еврейские документ Х века. М. Иерусалим, 1997. С.82).
28. Пактиоты (paktiwtai, от греч. pakton — договор, чаще — дань) — употреблялось византийцами в широком значении союзники, участники походов. Собственно данническая зависимость выражалась с помощью другого термина — gpojoroV.
29. Кривичи.
30. Лендзяне — племенной союз ляхов (балтийских славян); упоминается также в Баварском Географе IX в. Упоминаются у Константина Багрянородного также в главе 37: “Фема (область. — Сост.) <речь идет о землях печенегов. — Сост.> Харавон соседит с Россией, а фема Чавдиертим соседит с подплатежными стране России местностями, с ультинами, дервленинами, лензанинами и прочими славянами”. Русским летописям такое племя неизвестно.
31. “Росские” названия Днепровских порогов всегда вызывали оживленные дискуссии, начиная с основателей норманизма и их первых оппонентов (см.: Славяне и Русь: Проблемы и идеи…). Современные норманистские интерпретации наиболее полно представлены в комментариях к изданию “Об управлении империей” (см.: Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989). Наиболее логичное антинорманистское объяснение – через осетинские параллели – представлено у М.Ю. Брайчевского (“Русские” названия порогов у Константина Багрянородного // Земли Южной Руси в IX — XIV вв. Киев, 1985). См. также: Галкина Е.С., Кузьмин А.Г. Росскийкаганат и остров русов // Славяне и Русь. М., 2001. С. 474).
32.¢Essouph.
33. Циканистирий — дворцовый ипподром в Константинополе.
34. Oulborsi.
35. Остров Св. Григорий — о. Хортица в низовьях Днепра.
36. Обычно отождествляется с о. Березань. По другой версии, это западная часть Кинбургского полуострова, которая ранее была островом (см.: Погорелая В.В. Остров св. Эферия // ДГ. 1984. М., 1985. С. 188-198).
37. Вервианы — древляне.
38. Иоанн Цимисхий.
39. Неизвестный русским летописям военачальник. Долгое время Сфенкла отождествляли со Свенельдом, однако Сфенкл погиб, а Свенельд пережил Святослава.
40. Святослав находился в Доростоле.
41. По верному замечанию М.Я. Сюзюмова и С.А. Иванова, в ночь перед решающей битвой, с 20 на 21 июля 971 г., было новолуние и наблюдать что-либо издали н представлялось возможным. В других византийских сочинениях, посвященных этим событиям, сообщается, что русы громко оплакивали погибших, но описаний ритуалов нет. М.Я Сюзюмов и С.А. Иванов в связи с этим предполагают, что “Лев интересовался языческими обрядами, расспрашивал о них очевидцев и для вящего драматизма объединил все имевшиеся у него сведения в рассказе о ночи перед решающей битвой”.
42. Анахарсис — скифский философ, живший на рубеже VII–VI вв. до н.э. Сведения о нем приводит Геродот (IV, 76-77).
43. Замолксис — скиф, живший в рабстве у Пифагора, впоследствии распространявший пифагореизм среди скифов (Геродот, IV, 94-96).
44. Культ Ахилла был распространен в Северном Причерноморье, и во многих преданиях его выводили от местного, доскифского населения.
45. Поселение недалеко от современной Керчи.
46. Илиада. I, 177.
47. По поводу названия “комент” ведутся научные споры. Аналогий ему в славянских, германских и тюркских языках нет. Наиболее логичное объяснение появлению слова у Льва Диакона дает Н. Икономидис: он считает, что термин бытовал у романизированного населения Подунавья, а именно от местных информаторов ромеи узнали о совете Святослава (Oikonomides N. Valaques au service de Byzance? // RESEE. 1987. Vol.25.)
48. А.А. Шахматов отмечал большое сходство речи Святослава у Льва Диакона и в “Повести временных лет”, и предполагал болгарский источник “Повести” (см.: Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 121-130, 465-468). Но этот факт может говорить и о том, что летописец писал в конце Х века, а не веком позднее.
49. Описанные Львом представления нехарактерны для индоевропейских народов. Автор приписывает росам, возможно, тюркские или угорские обычаи.
50. Феодор Стратилат считался в Византии заступником против нападений росов.
51. Медимн — примерно 8-10 кг.
52. В переводе Д. Попова (История Льва Диакона Калойского и другие сочинения византийских писателей. Спб., 1820) — “с плоским носом”.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru
(zip - application/zip)
Статистика файлового архива
