Российское крепостное право

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ. 3

1. РАЗВИТИЕ КРЕПОСТНОГО ПРАВА.. 6

1.1. Правовое положение крестьян и холопов. 6

1.2. Сыск беглых крестьян и холопов. 20

1.3. Прикрепление крестьян и сыск беглых на окраинах государства. 27

2. ОСНОВНЫЕ ПРИЧИНЫ И ПРЕДПОСЫЛКИ ОТМЕНЫ        КРЕПОСТНОГО ПРАВА   38

2.1. Закат эпохи крепостного права. 38

2.2. Необходимость и значимость отмены крепостного права. 39

2.3. Подготовка крестьянской реформы.. 41

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 44

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ.. 48

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность, цели и задачи настоящей курсовой работы определяются следующими положениями.

Крепостное право – уникальная в своем роде система просуществовало необычно долго, в нем многие видели причины отсталости России, против него выступали ярчайшие представители своего времени. Известно, что около 90% населения Российской Империи составляли крестьяне, значительная их часть была в крепостной зависимости, учитывая это можно говорить, что история Российского крепостного права – суть история России.

Закрепощение происходило не сразу. Так главной тенденцией в развитии крестьянского хозяйства в Мо­сковской Руси становится сужение возможностей выхода и прикрепление крестьян к земле. Помимо «серебра» этому способствовал институт староожилъства. Старожильцами назывались крестьяне, долгие годы жившие на земле феодала и платившие подати, пользовавшиеся уважением и поче­том, ведавшие раскладом тягла в общинах, осуществлявшие суд по мел­ким делам. Уходить с насиженных мест в спокойные годы они не имели повода. Из-под протектората крупных бояр и монастырей крестьяне вы­ходили редко, уход был, главным образом, из худородных поместий.

Но поземельная зависимость, тем не менее, постепенно превращалась к личную. Уже в XV в. великий князь давал некоторым монастырям грамо­ты, по которым крестьян «не велел выпущати прочь». В XVI в. с расшире­нием территории государства на восток и начавшимся движением сель­ского населения, сосредоточенного ранее в пределах верхнего бассейна Волги, на Среднюю Волгу, на Дон, Урал, для землевладельцев прикрепле­ние крестьян стало насущной задачей. К тому же с середины XVI в. в Рос­сии сложился целый ряд неблагоприятных обстоятельств, способствовав­ших закрепощению. Это проигранная, длительная Ливонская война, за­ставлявшая правительство увеличивать налоги обычные, вводить налоги чрезвычайные и дополнительные, что ухудшало положение крестьянства. Огромный вред крестьянам нанесла опричнина, походы и эксцессы оп­ричников разоряли население.

Начавшийся экономический упадок крестьянских хозяйств довершили стихийные бедствия, неурожаи, массовые эпидемии, поразившие страну. Уже в 1550-е гг. во время «морового поветрия» (так называли чуму) только в Нов­городской земле умерло 250 тыс. человек. В конце 1560-х гг. трехлетний голод опустошил страну, цены поднялись во много раз, дело доходило до людоед­ства. Одновременно вновь разразилась эпидемия чумы, охватившая 28 горо­дов России. Города пустели, крестьянское хозяйство деградировало. К сере­дине 1580-х гг. в Московском уезде осталось всего 14% обрабатываемой паш­ни, в стране наступило «великое разорение». Население снималось со своих мест и бежало на окраины, скрываясь от властей.

В этих условиях у московского правительства был один выход за­претить свободу крестьянского передвижения и ввести заповедные лета. С 1581 г. на землях, охваченных очередной переписью, все записанные в писцовые книги крестьяне объявлялись старожильцами и не могли поки­дать свои дома… И хотя первоначально эта мера рассматривалась как вре­менная, ею было положено начало закрепощения. Следующий его этап – введение в 1597 г. пятилетнего срока сыска беглых крестьян (урочных лет), в течение которого ставших владельческими крестьян можно было искать и возвращать на прежние места жительства.

В первой половине XVII в., восстанавливая после Смуты законопорядок в стране, правительство неоднократно меняло этот срок сыска неза­конно ушедших крестьян (девять, пятнадцать, десять лет), руководствуясь, прежде всего, интересами формирующегося дворянства, чьи земли были более разорены, чем земли крупных феодалов. Дворяне и мелкие феодалы стояли за полную отмену срока давности исков о крестьянах.

Соборное Уложение 1649 г. закрепило бессрочный сыск крестьян, по­ставив последнюю точку в процессе их закрепощения. Крепостное право, т.е. право землевладельца на личность крестьянина и его детей, закрепля­лось в законе введением пытки для тех крестьянских детей, «которые от своих отцов и матерей учнут отпиратися». Закон установил большие штрафы и наказания кнутом для лиц, принимавших и укрывавших беглых. Вводилась имущественная ответственность крестьянина за своего госпо­дина, долги дворян следовало «править» на их крестьянах. Постепенно переходило к их владельцам и право распоряжения и отчуждения кресть­янских земель.

Соборное Уложение, однако, охраняло при этом личность крестьяни­на, посягательства на его жизнь и честь оставались уголовно наказуемы­ми. По традиции «хозяева» крестьян считались как бы государственными представителями (агентами) по отношению к ним и обязаны были под­держивать должный порядок на крестьянских землях (не разорять кресть­ян и не наносить тем самым ущерба казне). Любые противоправные дей­ствия по отношению к крестьянам (как, собственно, и по отношению ко всему населению) запрещались. Права крестьян оговаривались законом, в том числе право равного суда для всех.

Крепостное право (крепостничество) – суть форма зависимости крестьян: прикрепление их к земле и подчинение административной и судебной власти феодала.

Проблема крепостничества и крепостного права в России является одной из наиболее сложных в отечественной исто­риографии. В. О. Ключевский считал крепостное право «сложным институтом, который трудно поддается точному определению». В дореволюционной историографии сосущес­твовали «указная» и «безуказная» теории возникновения и утверждения крепостного права.

Некоторые историки высказывали мысль, что указ 24 ноября 1597 г. о беглых крестьянах и есть тот самый закон, которым крестьяне впервые были прикреплены к земле, но не прямо, а косвенно: без предварительного запрещения правительство признало незаконными все крестьянские переходы, совершившиеся в последние пять лет до издания этого указа, и позволило покинувших свои участки крестьян возвращать на них, как беглецов.

С тех пор, как в 1858 г. было разрешено трактовать в печати крестьянский вопрос, мнения по поводу отмены Юрьева дня и закреплении крестьянина на земле осложнились. В споре приняли участие все видные представители науки: Погодин, Аксаков, Беляев, Энегельман, Ключевский, Дьяконов, Милюков и многие другие.

Интересно мнение В.О. Ключевского относительно отмены Юрьева дня. Во-первых, под крепостным правом Ключевский понимает право распоряжения личностью зависимого человека, и он считает холопское право древней Руси первичной формой крепостного права в России. По его мнению, первые крепостные – это рабы. Следовательно, «крепостное право возникло прежде, чем крестьяне стали крепостными, и выражалось именно в различных видах холопства»^[1].

Цель данной курсовой работы таким образом, заключается в раскрытии сущности, основных принципов и хронологии формирования системы крепостничества в России. и других сопутствующих вопросов. Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач.

-    изучить развитие крепостного права, в том числе правовое положение крестьян и холопов, положение о сыске беглых крестьян и холопов, прикрепление крестьян и сыск беглых крестьян на окраинах государства;

-    рассмотреть основные причины и предпосылки отмены крепостного права, определить необходимость и значимость отмены крепостного права, процесс подготовки к реформе.

В соответствии с последовательным решением поставленных задач выстроена и структура работы. Отметим что в работе будет сделан акцент на такие ключевые моменты в истории крепостного права, как, во-первых, его зарождение (возникновение) и дальнейшее развитие, а во-вторых, кризис и отмену крепостного права.

1. РАЗВИТИЕ КРЕПОСТНОГО ПРАВА

1.1. Правовое положение крестьян и холопов

Во второй половине XVII в. действовали юридические основания крепо­стной зависимости крестьян, установленные Уложением 1649 г. К ним отно­сятся прежде всего писцовые книги 1626—1628 гг. и переписные книги 1646—1648 гг. Позднее добавились переписные книги 1678 г. и другие опи­сания 80-х гг. Юридически право владения крестьянами закреплялось за всеми категориями служилых чинов по отечеству, хотя фактически служилая мелкота далеко не всегда имела крестьян. Закон о наследственном (для феодалов) и потомственном (для крепостных) прикреплении крестьян явля­ется наиболее крупной нормой Уложения, а отмена урочных лет сыска беглых стала необходимым следствием и условием претворения этой нормы в жизнь. Закон о прикреплении распространялся на все категории крестьян и бобылей — частновладельческих и государственных. В отношении вотчин­ных и поместных крестьян для периода после писцовых книг 1626 г. устанав­ливались дополнительные основания крепости — отдельные или отказные книги, а также «полюбовные» сделки о крестьянах, в том числе о беглых, главным образом в форме поступных грамот.

Во всех этих установлениях наряду с крестьянами упоминаются и бобыли. Следовательно, во второй половине века имел место процесс правового сближения бобылей с крестьянами.

Крепостное право включало две формы прикрепления непосредствен­ного производителя: прикрепление к земле — феодальному владению или наделу на черносошных землях и прикрепление к личности феодала. На протяжении XVII—XIX вв. соотношение этих форм прикрепления меня­лось. На первой стадии (включая XVII в.) преобладала первая, на поздней стадии — вторая. Первенствующая роль прикрепления крестьян к земле в значительной мере была связана с высоким удельным весом поместной системы в XVII в. Крестьянин выступает в законодательстве как органи­ческая принадлежность поместья и вотчины независимо от личности владельца. Владелец имел определенные права распоряжения крестьянами лишь тогда и в той мере, когда и в какой мере он был владельцем поместья или вотчины[2].

Для юридического статуса крестьян существенную роль сыграли пере­писные книги. Основную особенность их составляют наиболее подробные данные по каждому двору о лицах мужского пола независимо от возраста с указанием отношения к дворовладельцу. В соответствии с задачей описания переписные книги содержали сведения о беглых крестьянах. В книгах 1646 г. имеются сведения о лицах мужского пола, бежавших в течение десяти предшествующих лет (до Уложения 1649 г. действовал десятилетний срок сыска беглых). Переписные книги 1678 г. сохраняли те же особенности, но сведения о беглых крестьянах даны независимо от времени побега, поскольку сыск беглых был бессрочным. Введение подворного обложения по этим книгам привело к распространению государственного тягла на все категории задворных и деловых людей (кабальных и добровольных холопов). Имея в виду эти особенности переписных книг, С. Б. Веселовский справедливо определил их основное назначение: «Но подворные переписи 1646 и 1678 гг. имели в виду главным образом вопросы не обложения, а прикрепления, закрепощения тяглых людей, посадских и уездных».

Указанные особенности состава переписных книг в полной мере отвечали основной задаче в крестьянском вопросе — сыску беглых крестьян. Именно поэтому в спорных делах о беглых привлекались главным образом выписи из переписных книг, а затем уже из писцовых книг и других актов. Переписные книги служили источником при составлении многих крепостных актов на крестьян и оказали влияние на их формуляр. Раздельные, поступные и купчие на имения с крестьянами содержали подворные описания мужского состава крестьянских дворов отчуждаемого объекта по типу описаний переписных книг. Кроме писцовых и переписных книг зависимое состояние крестьян определялось некоторой суммой различного рода актов, которые фикси­ровали изменения в правовом положении и принадлежности крестьян тому или иному феодальному владельцу в промежутках между описаниями земель и крестьян. Новые переписные и писцовые книги юридически закрепляли эти изменения.

Такого рода акты возникли в ходе длительного развития производст­венных отношений феодального общества, т. е. из самой практики таких отношений, тем самым были составной частью обычного права, которое было принято государством.

В промежутках между описаниями правительство нуждалось в сведе­ниях о количестве крестьян в каждом владении, особенно в преддверии военных действий. Землевладельцы законодательно обязывались подавать в Разрядный приказ сказки. Иногда оповещению указов придавался характер определенной церемонии, когда они в Кремле на «постельном крыльце сказывались» служилым людям от стольников до дворян москов­ских.-" Наиболее часто сказки подавались на смотрах служилых людей. Именным указом 1 января 1681 г., помеченным в Разряде, предписывалось стольникам и другим категориям служилых людей приехать в Москву для смотра, в Разрядном приказе подать сказки о количестве четвертей земли и численности крестьянских и бобыльских дворов и составе вооружения. Полученные в данном случае сведения правительство сочло заниженными и пять дней спустя новым указом 6 января 1681 г., на этот раз «сказанным» в Кремле на постельном крыльце думным дьяком Разрядного приказа Василием Семеновым собравшимся на смотр стольникам и иным служилым людям, потребовало представить новые сказки с указанием большею числа крестьян Указ ссылался на то, что при Алексее Михайловиче в сказках, поданных на смотрах, содержались сведения о большем числе крестьян и холопов. На этом основании сделан упрек в утайке, а за указание большего числа крестьян обещана царская милость. Указ опо­вещен 6 января, а не позднее следующего дня сказки следовало сдать в Разряд. Два года спустя именным указом 1 декабря 1682 г. правительство вновь потребовало сказки, на этот раз не исключая владений патриарха, бояр, окольничих, думных и ближних людей (словом, от всех землевла­дельцев), о количестве крестьянских и бобыльских дворов но переписным книгам 1678 г. и о прибывших после них. О прибывших требовали подробные сведения: откуда, когда, если со стороны, то по каким сделочным крепостям. Эти сведения имелось в виду использовать при составлении новых писцовых книг[3].

Сбор сказок об изменениях численности крестьянских дворов мог производиться не только в связи с военными смотрами служилых людей, но и при иных сборах.

Крепостные акты на крестьян и холопов соответственно их назначе­нию можно разделить на две группы. К первой следует отнести те, которые касались наличной массы крепостного населения. Ко второй группе — те, которые имели отношение к пришлым, временно свободным людям, поряжающимся в крестьяне.

В первой группе наиболее важное значение имели жалованные, отказ­ные, ввозные грамоты, указы о наделении поместьями и вотчинами, о продаже поместий в вотчины и т. п. С передачей права феодальной собственности на поместья и вотчины передавались и определенные права на крестьянское население, прикрепленное к земле, для которого давались новому владельцу послушные грамоты крестьянам. К наличному населе­нию феодальных владений имели отношение и акты, служившие юриди­ческой формой реализации внеэкономического принуждения в отноше­нии крестьян: раздельные записи, выводные замуж, приданые, жилые записи об отдаче в услужение и в ученики, мировые, поступные и данные, закладные и купчие.

В отношении лиц, пришлых со стороны и поряжающихся в крестьяне, заключались жилые, порядные, ссудные и поручные записи. Формула послушания крестьян во второй половине XVII в. обычно включалась в состав акта, с которым была связана передача прав собственности на вотчину или поместье. В отказной памяти 1657 г. на одно из поместий Костромского уезда формула послушания крестьян дана таким образом[4]:

 «...крестьяном, которые в тех деревнях живут... ево, Микифора, во всем ево слушать и оброк ево боярской ему платить и пашня на него пахать...»

Другая формула послушной записи в отказной грамоте 1665 г. звучит так: «И тем крестьяном на него, Семена, всякие изделья делать и всякие государевы подати платити и ево, Семена, во всем Семена слушати»." Нередки случаи, когда землевладельцы обращались к царю с просьбой о выдаче им послушной грамоты. В 1657 г. князь С. И. Шеховской просил выдать послушную грамоту на вотчину в Ржевском уезде, доставшуюся ему от отца. Такая грамота была дана 28 апреля 1657 г."" Послушные грамоты и записи в составе актов имели широкое территориальное распространение.

Юридической формой реализации неполной собственности феодала на крестьян служили акты, фиксирующие те или иные виды отчуждения крестьян с землей и без земли одними феодалами в пользу других. Наиболее близкими к традиционным формам имущественных отношений того времени были полюбовные раздельные записи. В последней четверти XVII в. встречаются самостоятельные раздельные записи на крестьян, составленные по типу раздельных записей на поместья, имущество и холопов. Примером может служить раздельная запись 1682 г. при разделе прожиточного поместья и крестьян между братьями Григорием и Михаи­лом Кологривовыми. Раздел крестьян оформлен отдельной записью. По полюбовной записи в апреле 1697 г. произведен раздел большой кресть­янской семьи между отцом и двумя сыновьями. Одному из участников раздела достался отец семейства с неженатым сыном и дочерью, двум другим — по одной семье женатых сыновей. Раздельные записи на крестьян без земли свидетельствуют о далеко зашедшем к концу XVII в. процессе развития крепостного права.

Раздельным записям близки рядные и сговорные записи, составлявшие­ся помещиками при выдаче замуж своих дочерей. В рядной записи указывалось приданое, даваемое за невестой. Особенностью рядных сговорных записей второй половины XVII в. являются встречающиеся в них упоминания наряду с имуществом и скотом, дворовыми людьми отдельных крестьян и целых крестьянских семей, передаваемых без земли. В рядной записи 1665 г. Ульяны Пузановой о выдаче замуж дочери Федоры наряду с предметами одежды в составе приданого указаны дворовая девка и семья крестьянина Кашинского уезда. В 1690 г. арзамасцы Воронцовы сгово­рили свою сестру Анну замуж за С. Малахова. В рядной сговорной записи указаны были приданые люди, а после них «да крестьянин А. Кузьмин с двумя сыновьями, дочерью и имуществом». В таких сделках крестьянин нередко выступал в качестве эквивалента имущества. В поступной записи 1688 г. нижегородский помещик И. Зубатов сговорил свою сестру Марину замуж за П. Гетлина и в рядной записи в качестве приданого указал платья на 15 руб., но затем вместо платья поступился вотчинным крестьянином с семьей и имуществом. Передача по рядным записям дворовых людей и крестьян скреплялась составлением на них поступных записей, подле­жащих регистрации в приказе. Подобные факты можно встретить в начале 80-х гг. и в более позднее время.[5]

Значительное влияние на практику применения поступных записей на крестьян оказало различие в правовом статусе поместий и вотчин. Уложение 1649 г. вводило единые для вотчинных и поместных крестьян основания и принципы прикрепления к земле и землевладельцам. Разли­чие касалось второстепенных моментов. Запрещался перевод крестьян, записанных в писцовых, переписных, отказных и отдельных книгах за поместьями, на вотчинные земли. Однако возврат поместных крестьян, переведенных в вотчину, самим Уложением предусматривался только в том случае, если вотчина переходила в другие руки.

Дальней­шее законодательство стало предусматривать обратный процесс возврата вотчинных крестьян, переведенных в поместья. Указ 10 марта 1676 г. и Новоуказные статьи 1677 г. о поместных землях требовали возвращать крестьян, переведенных из приданых вотчин в поместья, на прежние приданые вотчины, если последние перешли к другим лицам «по родст­ву».

По частному определению указа и боярского приговора 13 декабря 1680 г. закон о возврате вотчинных крестьян из поместий, примененный первоначально к приданым вотчинам, был распространен на родовые унаследованные вотчины М. И. Морозова. При этом указ предписывал взыскать с подьячего за незаконное внесение переведенных крестьян в отказные книги.

Наконец, указ 1 февраля 1689 г. распространил правило возврата крестьян на все вотчинные земли по челобитьям новых владель­цев вотчин, если крестьяне значились за вотчинами в писцовых книгах 20-х и переписных книгах 40-х гг.

Вскоре, однако, возникло резкое противодействие со стороны дворян возврату крестьян из поместий в вотчины. Связано оно было с активным освоением феодалами южных окраин государства преимущественно в форме поместного землевладения, на которое переводили крестьян из вотчин центральных уездов. В челобитной, содержащей подписи 175 человек, авторы челобитья в подкрепление своей позиции ссылаются на формулу вотчинного права из Новоуказных статей о поместных и вотчин­ных делах: «...всякой вотчинник в своей вотчине продать и заложить и всякую сделку учинить и крестьян перевозить и поступаться волен». Ответом на челобитную дворян явился указ 7 апреля 1690 г. Его содер­жание сводилось к трем моментам[6]:

1) отменялся указ 1 февраля 1689 г.;

2) разрешался перевод крестьян с вотчинных земель на вотчинные и поместные, а с поместных земель только на поместные;

3) если перевод закреплялся официально, он оставался в силе и при переходе владения в другие руки. Из указа следует, что правительство расширило права феодалов на крестьян, хотя полного совпадения прав на вотчины и крестьян не было. Теперь уже в большей мере функцией феодальной собственности на землю служили отношения господства и подчинения.

В русле развития указанных правовых норм протекало использование сложившихся еще в прошлое время в обычноправовом порядке актов, фиксирующих различные формы сделок относительно крестьян. Поступные записи были наиболее распространенными актами, юридически оформлявшими сделки, касающиеся крестьян. Первоначально они воз­никли в сфере сделок помещиков и вотчинников по отношению к беглым крестьянам. Во второй половине XVII в. сфера применения поступных записей расширяется. Они фиксировали и передачу крестьян из одних рук в другие при компенсации за убитого крестьянина, за долг и т. п. В практике не было редкостью, когда сделки (в том числе поступные записи) заключались относительно крестьян, находившихся в бегах. Юридическая возможность такого рода сделок состояла в праве бессрочного сыска беглых после отмены урочных лет. Разрешения на такого рода сделки и записи их в Поместном приказе просили помещики и вотчинники в челобитной 1682 г. В ответ на челобитную указ 25 июля 1682 г. санкционировал поступные записи на крестьян, находившихся в бегах, и пере­давал право на их сыск по поступным записям новым владельцам.

С ведома закона объектом сделки становилось право на сыск беглых крестьян с вытекающими последствиями взыскания пожилых денег и наддаточных крестьян. Распространение поступных записей на своих крестьян как компенсация за прием беглых другого владельца связано во второй половине XVII в. с введением взысканий за прием и держание беглых. Поступиться своим крестьянином было подчас легче, чем выпла­тить большую сумму зажилых денег. Получила распространение и поступ­ка крестьян за долг.

В 1669 г. помещик А. Глятков поступился сотнику московских стрельцов Я. Коровину за долг в 150 руб. вотчинным кресть­янином Нижегородского уезда В. Микитиным с женой, сыном и тремя дочерьми. В 1684 г. Ростопчин договорился с Давыдовым, что тот сыщет его беглых крестьян, а Растопчин за сыск и за ранее занятые у Давыдова 50 руб. уступит половину крестьян. Таким же образом крестьянин и холоп становились объектом заклала под занятую сумму денег.

Количество поступных записей на крестьян заметно возросло к концу XVII в. Это обстоятельство отмечено А. А. Шиловым применительно к поступным за беглых крестьян. Е. Н. Каменцева на основании записных книг Новгородской приказной палаты установила, что на 1687—1699 гг. приходятся 124 поступные на крестьян.

Следующей ступенью было появление купчих на вотчинных кресть­ян без земли. Практика таких актов не старше 60-х гг. XVII в. На­иболее ранняя, известная доселе, датируется 25 февраля 1668 г. Д. И. Петрикеев на основании материалов вотчины боярина Б. И. Мо­розова относит начало продажи и покупки крестьян к первой половине XVII в. В этой связи можно высказать два суждения. Действия Б. И. Мо­розова не показательны ввиду его особого положения в государстве. И хотя в данном случае речь идет о крестьянах помещика Н. Шепелева, Б. И. Морозов, ставя вопрос о том, не купленные ли эти крестьяне, мог подразумевать покупку холопов, посаженных на землю. О купчих же никакой речи здесь нет. Относительно покупки и продажи крестьян без земли с оформлением купчей записи были явлением редким. На последнюю треть XVII в. приходится лишь начало процесса продажи вотчинных крестьян без земли, который получил значительное развитие в XVIII в. На основе анализа раздельных, меновных, поступных и куп­чих на крестьян имеется полная возможность установить процесс углубления крепостного права. Основу процесса в социально-экономи­ческом плане составляло дальнейшее развитие неполной собственности феодалов на крестьян, а в плане юридическом — постепенное слияние права холопского с правом крестьянским и сближение правовой при­роды поместья и вотчины.

Различия прав феодалов на вотчинных и поместных крестьян пол­ностью не исчезли в XVII в. В погашение долга и в качестве заклада и объекта купли шли только вотчинные крестьяне. До 90-х гг. продолжала действовать норма Уложения о некотором различии юридического статуса крестьян из поместий и вотчин.

Широкое развитие крепостных актов поставило на очередь вопрос об их государственной регистрации, которая составляла существенную сто­рону развития крепостного права во второй половине века и получила отражение в законодательстве. Уложение 1649 г. выдвинуло требование записи в Поместном приказе беглых крестьян, отданных законным вла­дельцам как по суду на основании сыска и регистрации их в писцовых и переписных книгах, так и добровольно по Уложению. Уложение допускало и полюбовные сделки между помещиками в случае спора о крестьянах. Признание юридической силы лишь тех крепостей на крестьян, которые записаны в приказах, имеет место и в законодатель­стве 60-х гг.

Однако в докладе к указу от 25 июля 1682 г. сказано, что от Уложения по 1675 г. записи крестьян по сделочным актам в Поместном приказе не было. Эта же справка повторена в докладе к указу от 30 марта 1688 г. Как примирить эти, казалось бы, противоречивые данные зако­нов? Противоречия здесь, однако, нет. Регистрация возвращенных вла­дельцам беглых крестьян велась и до 1675 г., но не в Поместном приказе, а в сыскных приказах сыщиков, действовавших в уездах. В их делопро­изводстве имелись отдаточные книги беглых крестьян, выписки из кото­рых служили основанием на возврат беглых крестьян. В дальнейшем эти материалы передавались в Поместный приказ. Поступные записи на вотчинных крестьян без земли заносились до 1675 г. в книги Приказа Холопьего суда.

Положение изменил указ 13 октября 1675 г., который в ответ на челобитье близкого к царю боярина А. С. Матвеева санкционировал регистрацию поступных записей на крестьян в Поместном приказе. С легкой руки А. С. Матвеева в Поместном приказе стали записывать сделочные записи на крестьян и другие землевладельцы. Однако бояр­ский приговор 25 июля 1682 г. вновь отнес регистрацию сделочных записей на крестьян без земли в Приказ Холопьего суда. Это обсто­ятельство показывало, в какой мере шаткими были перегородки пра­вового положения крестьян и холопов. Книги Приказа Холопьего суда не сохранились. Но такая функция принадлежала не только этому при­казу. В то же самое время можно встретить запись сделок на крестьян в записных книгах Московского судного приказа, в приказных палатах Казани и Новгорода.

В истории официальной регистрации сделок на крестьян сущест­венное значение имел указ 30 марта 1688 г. Он провозгласил, что в случае продажи вотчинных крестьян или поступки вместо беглых по­местных и вотчинных крестьян сделки по Уложению записы­вать в Поместном приказе. Указ санкционировал все виды сде­лок на крестьян без земли, определив, однако, границу сделок отно­сительно вотчинных и поместных крестьян. Первые могли быть объ­ектом купли-продажи и иных сделок, вторые — только объектом ус­тупки вместо беглых крестьян. Практика сделок о крестьянах под­тверждает это.

Указ 30 марта 1688 г. централизовал в Поместном приказе запись крепостных актов на крестьян, включая и те, которые возникли в других приказах в результате судебного разбирательства. Указ предписывал «учинить» в Поместном приказе специальные Записные книги крепостей на крестьян. В фонде Поместного приказа Записные книги крепостей на крестьян имеются как раз начиная с 1688 г. Помимо них за те же годы есть Записные книги крепостей на вотчины с крестьянами, где встреча­ются отдельные купчие на крестьян без земли. Полной централизации сделочных записей на крестьян в Поместном приказе все же не произош­ло. Регистрация сделок по Новгородской земле и Поволжью, как и прежде, производилась в Новгороде и Казани. Правительство решительно требо­вало регистрации актов сделок на крестьян. Указом 3 июня 1683 г. предписывалось давать выписи только с тех крепостных актов на земли и крестьян, которые записаны в Поместном приказе. Списки с актов должны быть сличены с подлинными крепостями и оформлены приписью дьяка и подписью подьячего.

Обязательность регистраций сделок в Поместном приказе давала воз­можность правительству использовать это положение для осуществления репрессий против дворян, совершавших различного рода проступки. Так, по челобитной кн. Ф. Ю. Долгорукова было указано не записывать по купчим и закладным поместья и вотчины И. Четчутова, пока он не погасит иск Долгорукова. Лишение регистрации сделок означало практическую невозможность совершить сделки.

Факт регистрации крепостей на крестьян был определяющим при вынесении приговора по спорным делам о крестьянах, когда стороны представляли равные доказательства, но у одной из них акты на крестьян не имели приказных помет. Следствием было то, что дворяне стали подавать челобитные о регистрации сделок, фактически осуществленных год и более тому назад. За правильностью и точностью оформления крепостной документации бдительно следили даже такие крупные феода­лы, как Б. И. Морозов[7].

В сферу законодательной регламентации вошел и процесс закрепо­щения пленных, взятых в ходе военных действий на Западе с Польшей, а на востоке с татарами, калмыками и др. Служилые люди отправляли пленных в свои вотчины и поместья. Правительство указами и грамо­тами санкционировало превращение иноверных пленных в крепостных людей и брало на себя сыск беглых из их числа. Первым из таких указов периода войны с Польшей был указ 30 июля 1654 г. Запрещая брать в плен «белорусцев и пахотных крестьян» Бельского, Дорогобужского и Смоленского уездов и учреждая заставы по дороге от Смо­ленска, указ вместе с тем разрешал «пропускать к Москве тех пленных, которые из зарубежных городов литовцы католицкие и смяцкие веры».

Регистрация крепостных актов на пленных была возложена на Приказ Холопьего суда и приказные избы городов. Об этом говорится в указе 27 февраля 1656 г. В Приказе Холопьего суда и приказных избах городов велись полонные книги. Указы 80—90-х гг. неоднократно тре­бовали от помещиков и вотчинников записывать «полонных людей» в Приказе Холопьего суда (например, указ 20 апреля 1681 г.). Своеоб­разным итогом политики закрепощения пленных людей явилось провозглашенное в связи с заключением Вечного мира с Польшей в 1686 г. укрепление прав вотчинников и помещиков на крестьян и холопов из числа пленных. Однако указ 1669 г. запрещал подьячим Ивановской площади писать магометанам купчие на пленных литовцев. Воеводы доносили из Касимова, что Окою кызылбаши и горские черкесы везут литовских пленных и предъявляют купчие.

Помимо санкционированных и закрепленных законом путей закрепо­щения феодалы в повседневной практике насильственно похолопливали и окрестьянивали мелких служилых людей, черносошных крестьян, од­нодворцев, выходцев из-за рубежа. Грубое насилие, так называемое внеэкономическое принуждение, сопутствовало крепостному праву на всем пути его развития. Яркие факты подобного рода собраны Н. Новомбергским.

К числу актов, фиксировавших оформление зависимости лиц, посту­пивших в крестьяне со стороны, относятся порядные и ссудные записи. Во второй половине XVII в. в районах наиболее развитого крепостничес­кого землевладения наблюдается эволюция порядной записи в ссудную, Уложение 1649 г. официально признавало только ссудную запись (XI, 23, 32; XVIII,40), которая в практике крестьянского порядка возникла еще в первой половине XVII в.

Законодательство второй половины века настойчиво требовало офор­мления на крестьян, приходящих со стороны с отпускными, только ссудных записей и регистрации их в Приказе Холопьего суда или в съезжих избах городов. Первый из числа известных нам указов датирован 23 мая 1677 г. Он предписывал в случае челобитий холопов и крестьян с отпускными «по тем отпускным брать на людях служилые кабалы, а на крестьянах ссудные записи». Видимо, это было не первое законодательное распоряжение такого рода.

Другой указ 1681 г. повторял те же требования, но устанавливал сроки оформления служилых кабал и ссудных записей в Приказе Хо­лопьего суда и съезжих избах городов. Для вновь возникавших доку­ментов назначался годичный срок, а для оформления крестьян и хо­лопов, пришедших в прошлые годы, устанавливался срок в два года до начала мая 1691 г. Если срок нарушался, то холопы и крестьяне имели право перейти к другим лицам. Для лиц, несущих службу в Киеве, Тереке, Астрахани и Сибири, двухгодичный срок устанавли­вался с момента возвращения со службы. Этот же срок определялся и для регистрации в Холопьем приказе полонных и купленных людей.

В том же 1681 г. был дан указ о закрытии Приказа Холопьего суда с передачей дел в Московский судный приказ с организацией там особого стола по холопьим делам. Однако указ не был реализован, поскольку дальнейшее законодательство содержит упоминания приказа. Следующий указ 22 апреля 1684 г., ввиду того что прежний указ не был доведен до городов, будучи уничтоженным в «мятежное время» 15 мая 1682 г., подтверждал его установление и определял новый срок регистрации служилых кабал и ссудных записей на лиц, имеющих отпускные грамоты. Такое же положение сохранялось в отношении пленных и купленных людей.

В дальнейшем периодичность такого рода указов участилась, причем они содержали ссылки на предыдущие указы. Известны указы 1685, 1687 1688, 1690, 1694 (два). Они содержали переотсрочку оформления кабал и ссудных записей. Последний срок доходил до 3 марта 1695 г. Столь частое появление указов могло выражать стремление властей во-первых, взять под контроль динамику передвижения феодально-зави­симого населения при наличии права феодалов давать отпускные кресть­янам и холопам (а в отношении кабальных было обязанностью ввиду их зависимости по смерть господина) и, во-вторых, пополнять казну пошли­ной за оформление актов. Законодатель предоставил указами 1685, 1686 гг. право оформлять служилые кабалы на вольных людей, включая вольноотпущенников, отдельным категориям священнослужителей. И на торговых людей гостиной сотни распространялось право держать в работе людей по кабалам, а не по обычным записям. В случае смерти господ закон 1690 г. обязывал выдавать отпускные из Приказа Холопьего суда дворовым людям и крестьянским детям, взятым во дворы с пашни. Тем самым давнее право кабальных холопов получать отпускные по смерти господина распространялось на дворовых людей. Выдача отпускных производилась в результате допроса духовных отцов.

Но были исключения. Указом 1683 г. холопы, взявшие отпускные в Смутное время (восстание стрельцов 1682 г.), подлежали возврату пре­жним владельцам, причем с наказанием. Если такие холопы по отпускным оформили кабалы у других господ, то кабалы признавались недействи­тельными. Указ мотивировал это решением, что отпускные в Смутное время взяты «в неволю за смертным страхованием», а иным отпускные даны по приговору И. и А. Хованских. Другое исключение касалось запрета принимать в кабальные холопы новокрещеных ясашных служи­лых и неслужилых людей, даже если они будут просить об этом.

Под давлением законодательного пресса окончательное становление ссудной записи произошло к 70—80-м гг. XVII в. Следует отметить, что прикрепление крестьянина к земле и владельцу не было связано с получением ссуды, которая шла на приобретение «крестьянского завода», а вытекало из факта оформления записи на себя, получавшей официаль­ную санкцию правительства. Лицо, давшее на себя ссудную запись, попадало в положение, равное положению других крепостных крестьян, и на него распространялись все права господина вплоть до права уступки, мены, заклада и даже продажи, если крестьянин поряжался в вотчину. В ссудной записи 15 декабря 1690 г. вслед за обычной оговоркой возврата ссуды в случае нарушений условий поряда было записано: «И вольно ему, государю, продать меня и заложить и самому владеть». Общность крестьянской безвыходности сближала юридически ссудную запись с другими актами — поступной, меновной и купчей. Шло и сближение ссудной записи со служилой кабалой. «Вольного» человека, ставшего кабальным холопом, делал таковым сам факт оформления служилой кабалы[8].

Следует подчеркнуть, что доля порядных и ссудных записей в кругу других актов неизменно падала. Сокращался процесс пополнения крепост­ных за счет «вольных людей», которых становилось все меньше, падало и число выходцев из-за рубежа.

Вышеназванные указы 70—90-х гг. об обязательности оформления по отпускным на крестьян ссудных записей отражали то, что многие феодалы держали длительное время крестьян по отпускным, не оформляя ссудных записей. Виною тому могло быть и стремление самих крестьян и холопов продлить «вольное» состояние, связанное с отпускной, что совпадало со стремлением феодалов уклониться от уплаты пошлин. Через ссудную запись вступали в крестьянство не только вольноотпущенные крестьяне, но и таковые же холопы. Указы 70—90-х гг., требуя оформления ссудных записей при вступлении в крестьянство, не ставили преград переходу бывших холопов и дворовых людей в крестьяне.

В юридическом оформлении крепостной зависимости «вольных людей» играли определенную роль и поручные записи, имеющие, однако, ряд существенных особенностей.

Порука — древний институт феодального права. Поручные записи были формой закрепления и гарантией имущественных и иных сделок между отдельными представителями господствующего класса. Наиболь­шего размаха достигла круговая порука на черносошных землях. Общин­но-корпоративная организация черносошного крестьянства благоприятст­вовала развитию поручительства. Помимо политического значения, свя­занного с прикреплением работника, порука имела определенный экономический смысл — в случае невыполнения обязательств лицом, ставшим объектом поруки, ущерб возмещали поручители. По Соборному уложению 1649 г. порука получила широкое и разнообразное применение, главным образом в гражданском и уголовном судопроизводстве. Во второй половине XVII в. ее стали применять в ходе сыска беглых крестьян. Правительство возвело поруку в законодательную норму как средство борьбы с побегами крестьян и холопов и одновременно с бродяжничест­вом и разбоями гулящих людей.

В борьбе с бродяжничеством, которое аккумулировало в себе и беглый элемент, правительство, в особенности в последней четверти XVII в., прибегало к более крутым законодательным мерам. Так, указ 30 ноября 1692 г. предписывал задерживать нищих, претворяющихся увечными, и направлять их на прежние места жительства. При по­вторном бродяжничестве они подлежали наказанию кнутом и ссылке в Сибирь.

Решительные и настойчивые требования представлены в указах 80-х и 90-х гг. Указы 8 апреля 1684 г. и 19 марта 1686 г. запрещали «всяких чинов людям» держать в Москве в дворах и торговых заведениях дворцо­вых и помещичьих крестьян и гулящих людей без поручных записей. За невозможностью оформить поруку таких людей надлежало записывать в Земском приказе и иметь об этом выписку. Неисполнение указа влекло за собой торговую казнь, которая в указе 1686 г. заменена взысканием пени: при первом нарушении — 25 руб., при втором — 50 и при треть­ем —100 руб.

Указы 1684 и 1686 гг. повторены в Статьях объезжим головам и в виде памятей разосланы в Разряд, Патриарший приказ и в стрелецкие слободы. В 1686 г. в Стрелецком приказе гулящие люди, жившие в Москве без поруки, были биты кнугом, а часть из них выслана в сибирские, украинные и понизовые города.

Ввиду продолжающейся практики приема пришлых людей без поруч­ных записей указ 23 апреля 1691 г. вводил поголовную перепись пришлых людей Москвы с оформлением поручных записей. При отсутствии поруки пришлые должны были быть высланы из Москвы, а с их держателей взыскивали пени.

Указ 1691 г. возлагал контроль за составлением по­ручных записей на пришлых людей не только на Земский приказ, как это было ранее, но и на целую группу приказов,

На первый взгляд эти указы носят характер чисто полицейских мер. В действительности значение их глубже. Здесь мы сталкиваемся с попыт­кой лишить беглых крестьян и холопов убежища. Эти же указы вносили значительно более жесткую регламентацию в условия феодального найма свободных людей и крестьян-отходников. Вольный наем ни в какой мере не был противопоказан феодальным производственным отношениям на любой стадии их развития. Соборное уложение 1649 г. разрешало «всяких чинов людям» нанимать для работы частновладельческих крестьян по записям и без записей, выдвигая непременные условия: жилых и ссудных записей и служилых кабал на наймитов не оформлять, тем самым за собой их не крепить, а по окончании срока найма отпускать беспрепятственно.

Во второй половине века размеры отходничества сельского населения возросли, но оно стало причудливо переплетаться с побегами крестьян. Дворяне, авторы челобитной 20 декабря 1682 г., отнюдь не ставя под сомнение правомерность найма крестьян по кормежным и поручным записям, тонко подметили, что наем становится средством укрытия беглых. В этой ситуации законодательство ставило непременным усло­вием оформление поручных записей с регистрацией их в приказе или с поартельной записью пришлых людей в тех же приказах. В юридическом отношении особенность поручной записи состояла в том, что в отличие от других закрепостительных актов, в которых обычно выступали два контрагента — феодал (или представитель власти) и крестьянин, — поручная фиксировала отношения трех сторон — феодала (или предста­вителя власти), крестьянина и поручителя. Поручители отвечали перед феодалом за объект своей поруки. Более существенную роль поручные записи играли на государственных черных землях, будучи аналогом порядных грамот. В. И. Шунков констатировал, что зависимость сибир­ского крестьянина от собственника земли — феодального государства — «четко фиксировалась сначала в порядных и поручных записях, а позднее в переписных и дозорных книгах». К аналогичным выводам о роли поручных записей в закрепощении крестьян на государственных землях пришел Ф.Г. Сафронов. В случае побега крестьян с десятинной пашни поручители отвечали своими «порутчиковы головы» и на них переводи­лась пашня беглых. Большая роль поручных записей на черных землях, чем в хозяйствах частновладельческих, объясняется тем, что государство имело возможность широко использовать круговую поруку черносошных крестьян, в среде которых общинные порядки были сильнее, чем на частновладельческих землях.

Законодательство рассматривало вотчинников и помещиков как пред­ставителей государственной власти на местах, прежде всего в пределах своих владений, наделяя их не только определенными правами, но и обязанностями. В Уложении 1649 г. предписано при обнаружении «дурна», «шатости», измены среди своих крестьян предъявлять таких лиц воеводам, а разбойников и татей из крестьян, не прибегая к самосуду, привести в губу. За отказ предъявить таких крестьян властям и примене­ние самосуда Уложение требовало отнимать поместье.

Запрет самосуда показывает стремление законодателя поставить госу­дарственное судебное преследование в отношении наиболее крупных преступлений выше частного. Такое положение дела, имевшее место уже в первой половине XVII в. и получившее закрепление в Уложении 1649 г., сохранило силу и во второй половине века. Доказательством может служить указ 10 сентября 1691 г., в котором по розыскному делу боярина К. Ф. Нарышкина с князем А. Хилковым, поскольку последний не предъявил оговоренных крестьян к розыску, было предписано конфис­ковать московский двор Хилкова. За этим частным определением сфор­мулирована общая норма — впредь за укрывательство оговоренных крестьян и за отказ предъявить их к розыску отписывать московские дворы и отдавать истцам. С другой стороны, круг правомочий феодала в отношении крестьян был достаточно широк. Именной указ с боярским приговором 26 ноября 1688 г. предписывал по доносу помещиков о краже крестьянами их имущества пытать крепостных людей, но удостовериться в принадлежности крепостных доносителям путем проверки по крепостям либо на основании личных признаний крестьян.

Наличие правомочий феодалов в отношении крестьян не исключало того, что крестьянин обладал как субъект права определенными правами владения своим наделом и хозяйством. Как в Уложении 1649 г., так и во второй половине века обе эти взаимосвязанные стороны правового по­ложения крестьян как объекта феодального права и как субъекта права, обладающего определенным, хотя и ограниченным, комплексом граждан­ско-правовых полномочий, тесно взаимодействовали.

Фактически в пределах вотчин и поместий юрисдикция феодалов не регламентировалась законодательством. Однако имущество и жизнь крестьянина ограждались законом от крайнего проявления своеволия феодалов. Так, указом 13 июня 1682 г. о возвращении мурзам и татарским феодалам поместий и вотчин, ранее у них отписанных, предписывалось крестьян не угнетать и не теснить. В этой связи любопытен указ 7 июня 1669 г. о заключении в тюрьму князя Т. В. Оболенского за работу в его имении крестьян и холопов в воскресенье. В грамоте 29 марта 1667 г. новгородскому митрополиту Питириму о приписке Спасского Горнецкого монастыря с землей и крестьянами к Юрьеву монастырю содержится ссылка на челобитную крестьян Горнецкого монастыря с жалобой на строителя Савватия, притеснявшего их, отчего крестьяне разбрелись и государевы подати платить некому. Крестьяне просят приписать их монастырь к Юрьеву монастырю. Крестьяне, надо полагать, обладали правом подачи челобитий царю в случае их крайнего притеснения. Ценное на этот счет свидетельство находим у Г. Котошихина: «А как тем бояром и иным вышеписанным чином даются поместья и вотчины, и им пишут в жалованных грамотах, что им крестьян своих от сторонних людей от всяких обид и налог остерегати и стояти, а подати с них имати по силе, с кого что мочно взяти, а не через силу, чтоб тем мужиков своих ис поместей и из вотчин не разогнать и в нищие не привесть, и насилством у них скота, и животины никакой, и хлеба всякого, и животов не имати и ис поместных деревень в вотчинные деревни на житье не переводити чтоб одно место опустошить, а другое обогатить. А будет которой помещик и вотчинник не хотя за собою крестьян своих держати, и хочет вотчинных крестьян продати, и наперед учнет с них имати поборы великие не против силы, чем бы привести к нуже и к бедности, а себя станет напалнивать для покупки иных вотчин, и будет на такого помещика и вотчинника будет челобитье, что он над ними так чинил, и сторонние люди про то ведают и скажут по сыску правду, и таких помещиков и вотчинников поместья их и вотчины, которые даны будут от царя, возмут назад на царя. А что с кого имал каких поборов через силу и грабежом, и то на нем велят взять и отдать тем крестьянам. А впредь тому человеку кто так учинит, поместья и вотчины не будут даны до веку. А будет кто учнет чинить таким же обычаем над своими вотчинными купленными мужиками, у него тех крестьян возьмут безденежно и отдадут сродствен­ником его, добрым людем безденежно ж, а не таким разорителям»[9]. В свидетельстве Котошихина подмечено юридическое различие следствий насилия вотчинников в отношении крестьян родовых и выслуженных вотчин и крестьян купленных вотчин. Родовые и пожалованные вотчины конфисковывали с крестьянами, а из купленных вотчин отбирали только крестьян. Свидетельство Г. Котошихина находит подтверждение в зако­нодательстве и практике его применения.

Разумеется, за всем этим стоит интерес господствующего класса и государства в сохранении работоспособности и платежеспособности крестьянства, но одновременно нельзя не видеть и объективную зна­чимость подобных установлении для самих крестьян. Именно хозяйст­венный интерес диктовал практику выдачи крестьянам ссуды хлебом в случае неурожаев. В грамоте 1674 г. валуйскому воеводе Зиновьеву предписывалось ввиду неурожая выдать валуйчанам хлеб взаймы из государевых житниц до будущего урожая. Хлеб выдать под поруку и прислать в Разряд книги с указанием, кому и сколько дано, под чью поруку. Грамота сообщала, что на жителях Валуйки правили доимочный четвериковый хлеб за 175—177 гг. (1667—1669 гг.). Ввиду неуро­жая заплатить нечем, жители стоят на правеже, едят мякину с желудями и от голода разбрелись. Показательны указы и грамоты первых лет русско-польской войны 1654,—1667 гг., когда русским войскам сопут­ствовал определенный успех. За 1654—1656 гг. в ПСЗ имеются указ, две грамоты, одна из которых воеводе Черкасскому, а другая — во­еводам и приказным людям западных уездов, и память сотенным го­ловам с запретом грабить крестьян, везущих хлеб и иной харч в полки. При выездах за продовольствием и кормами для коней предписывалось под страхом смертной казни деревень не жечь, крестьян не бить и не брать в плен. Разрешалось хлеб и харч покупать по указанной цене. По просьбе властей оршанских монастырей была дана сберегательная грамота, берущая под защиту монастырских крестьян.

Такая документация свидетельствует о том, что явления подобного рода имели место в ходе военных действий. Но едва ли было возможно пресечь их законодательным путем, тем более при явном попустительстве со стороны командного состава. Но вот что бросается в глаза. При наличии ряда законодательных запрещений грабежа крестьян нет ни одного подобного акта относительно имений всех феодалов. Последние, очевидно, могли сами постоять за себя. Но когда на присоединенной территории Белоруссии во время войны крестьяне подняли восстание, для его подавления правительство направило в 1658 г. князя Г. А. Козлов­ского, снабдив наказом, вскрывающим суть классовой политики в отно­шении шляхты и крестьян. Что касается охраны в местах военных действий русского и белорусского крестьянства от грабежей служилыми людьми, осуществляемой в интересах местных феодалов, то она отвечала и запросам самого крестьянства, которое оказывало поддержку русской армии[10].

Любопытно отметить и такой факт. Из материалов церковного собора 1667 г. очевидно, что еще до него существовало право вотчинников и помещиков ставить своих крестьян в дьяконы или попы в церкви своих же сел. Для этого требовалось подать челобитье в местную епархию, после чего и производилось посвящение крестьянина. Новым в постановлении собора было решение вопроса о детях крестьян, поставленных в священ­нослужители. Дети, поселенные помещиками на земельном наделе отца к моменту его посвящения, оставались в крестьянах. Исключение преду­сматривалось только для малолетних детей, родившихся до перехода отца в священники и для родившихся после такого перехода. Такие дети «свободны вечно». Однако родители их полной свободы не обретали. В случае самовольного перехода в другой приход (а прежняя церковь имела достаточный доход для жизни священника и его семьи) такой священник подлежал переводу в прежнюю церковь. Решение вопроса входило в компетенцию епархии.

1.2. Сыск беглых крестьян и холопов

Новой ступенью в развитии крепостного права после Соборного уложения 1649 г. явилось создание государственного сыска беглых кресть­ян и холопов. Вопрос о сыске беглых был поставлен еще указами 90-х гг. XVI в., тем не менее сыска как постоянно действующей функции органов государственной власти не было вплоть до Уложения 1649 г. И Уложение не ставило вопроса о новой системе сыска. Наличие урочных лет пред­полагало порядок разрозненного индивидуального сыска по челобитью владельцев беглых крестьян с учетом срока сыска с момента побега или с момента подачи челобитной о побеге в каждом отдельном случае. Ликвидация урочных лет по Уложению 1649 г. создавала условия для сыска обезличенного, массового и государственно-организованного. Во­прос о таком сыске беглых поставили в своих челобитных широкие слои дворянства, что не преминуло сказаться на законодательстве. Поднявшись в челобитных 1657 и 1658 гг. до критики государственного аппарата ввиду его недостаточности в деле подавления сопротивления крестьян, дворяне просили царя узаконить новую функцию государственной власти — сыск беглых крестьян, поручив его специально назначаемым сыщикам из Дворян.

Законодательная деятельность правительства в области сыска беглых крестьян началась с рассылки в 1658 г. заповедных грамот, запрещав­ших прием беглых в селах и городах. За прием и держание беглых устанавливалось взыскание «владения» по Уложению 1649 г. в размере 10 руб., а самих крестьян за побег «бить кнутом нещадно». Последнее было новшеством. Уложение не назначало наказания за побег. На места были посланы сыщики из дворян, которым были даны наказы. Первый из известных наказов сыщику Д. И. Плещееву относится к марту 1658 г. Поскольку охрана жизни феодалов и неприкосновенность фе­одальной собственности были основной функцией феодального права, наказ 1658 г. сохранял квалификацию убийства феодалов и поджога имений беглыми как татиного и разбойного дела и подводил его под преступления, предусмотренные гл. XXI Уложения «О разбойных и о татиных делах». Соответственно определялась санкция — смертная казнь, а обязательным элементом следствия была пытка. Наказ 1658 г., хотя и опирался в определении ряда норм и санкций на Уложение 1649 г., все же заметно расширял юридические и практические воз­можности возврата беглых крестьян и холопов их владельцам.

Главное новшество наказа состояло в квалификации побега крестьян как политического преступления («воровство») и в определении наказа­ния за сам факт побега. Наказы сыщикам наряду с ранее принятыми указами включали и новые установления, не получившие предваритель­ного оформления в указах. В силу этого наказы обретали общее значение законов и попадали в общий ряд законодательных материалов по кресть­янскому вопросу.

По характеру и степени воздействия дворянских челобитных на за­конодательство видно, в какой мере законодательство XVII в. выража­ло волю господствующего класса, его основной массы — дворянства. В данном смысле интересен указ и боярский приговор 13 сентября 1661 г. Связь указа с челобитной дворян детально установлена А. А. Но­восельским. Указ 13 сентября 1661 г. определял новые в сравнении с Уложением санкции за прием и удержание беглых крестьян и холо­пов. Санкции дифференцированы в зависимости от времени приема беглых: 1) от заповедных грамот 1658 г. до даты указа; 2) после указа. Для первого периода приказным людям дворцовых сел, черных волостей и посадским старостам определялось наказание кнутом. Для вотчинни­ков и помещиков сверх взыскания зажилых денег налагалось взыскание за каждого беглого крестьянина по одному наддаточному крестьянину из числа собственных крестьян. Для времени после указа наказания кнутом оставались, а с вотчинников и помещиков намечалось взыска­ние четырех наддаточных крестьян за каждого принятого беглого. Эти установления носили превентивный характер. Узаконение ответствен­ности самих феодалов за прием беглых определило участие Боярской думы в выработке закона. Помимо сыска беглых в задачу сыщиков по указу 1661 г. входила легализация зависимого положения пришлых вольных людей, попавших в службу по прибору, в посад или в кресть­янство.

Последующие указы 60-х гг. продолжили линию на повышение взысканий за прием беглых крестьян. Следствием государственной системы сыска беглых был запрет по указу 1663 г. давать отсрочки дво­рянам в явке на службу по причине розыска беглых людей и крестьян. Дворяне, стоявшие у сыщиков на правеже за неуплату штрафа, подле­жали освобождению под поруку на срок службы. Эти установления вызваны обстановкой военного времени. Начиная с 60-х гг. правитель­ство стремилось сделать прием и держание беглых делом опасным и невыгодным к тем самым лишало беглых крестьян убежища. Прямо это выражено в указе 2 марта 1664 г.: «...чтобы впредь... беглым людям и крестьянам отнуть пристанища не было».

Встав на путь борьбы с укрывательством беглых крестьян и холопов, правительство продолжало эту линию в законодательстве и в последующее время. Указы с боярскими приговорами 31 марта и 18 сентября 1663 г. расширяли функции и права сыщиков, предписывая сыск беглых кресть­ян, отданных в даточные, и беглых внуков, прикрепленных по дедам и записанных в писцовых книгах. Указ 10 мая 1665 г. составлен на основе положений октябрьской грамоты 1664 г. новгородскому воеводе И. Репнину. Он включил в себя значительное число детально разработанных норм и казусов и процедурных моментов, выработанных в итоге много­летней практики сыщиков.

Через короткий промежуток времени из Поместного приказа был дан новый указ о сыске беглых от 1 марта 1667 г. В нем повторены нормы, сформулированные ранее в наказах 1658 и 1661 гг. сыщику Д. Плещееву и в грамоте воеводе И. Репнину. Вместе с тем указ со­держал ряд новых норм. Он предписывал выдавать челобитчикам (ист­цам) выписи из отдаточных книг беглых, заверенные подписями сы­щиков. Тем самым сыщики создавали дополнительные юридические (документальные) основания закрепления крестьян за их владельцами. Другая существенная норма предусматривала непризнание силы несу­димых грамот в судных делах о беглых крестьянах и холопах. Продворянский смысл нормы очевиден — законодательство становилось на путь нераспространения иммунитетных несудимых прав, предостав­ляемых крупному церковному и светскому землевладению, на дела о беглых крестьянах и холопах. Указ 1667 г. изымал из юрисдикции вотчинного суда дела о беглых крестьянах, приравнивая их в юриди­ческом и политическом значении к делам о татьбе и разбое. Да и на практике деятельность сыщиков по поимке беглых теснейшим образом переплеталась с расследованием татиных и разбойных дел. Установка правительства на превращение сыщиков в агентов по расследованию дел о татьбе и разбое нашла отражение в Новоуказных статьях о татебных, разбойных и убийственных делах 1669 г. И в последующих указах встречаем предписания не принимать у помещиков и вотчин­ников холопов и крестьян по татебным и разбойным делам в Разбойном приказе, а отсылать их к сыщикам, губным старостам и воеводам. Имеются в виду крестьяне всех уездов, кроме Московского. Крестьян последнего, замешанных в разбое, указано принимать в Москве и рас­сылать об этом грамоты по городам.

Насколько идея борьбы с побегами крестьян была доминирующей в законодательстве, показывает тот факт, что даже в весьма далеком от этих сюжетов Новоторговом уставе 1667 г. имеется статья, предписывающая поеводам и приказным людям остерегаться беглых людей, а промышленникам и торговцам «приезжих и прихожих людей без объявки и без записки» не держать. В обстановке похода Степана Разина на Волгу и Каспий в Поместном приказе летом 1667 г. была составлена специальная записная книга указов, в которую вошли законодательные материалы 50—60-х гг. о сыске беглых крестьян и холопов. Из по­следующих указов, например из указа 29 января 1673 г., следует, что сыщики беглых крестьян и холопов сыграли определенную роль в по­давлении Крестьянской войны под предводительством Степана Разина.

В конце 70-х—начале 80-х гг. перед законодателем встал вопрос, поставленный в челобитной дворян 1677 г., о новых видах взысканий за держание беглых крестьян. Дело в том, что круг принимавших беглых не ограничивался только теми, кто имел земельные владения, населенные крестьянами. Многие из приказных людей, земских старост, стрелецких голов, казацких сотников, в особенности в пограничных городах, не имели поместий и крестьян, но принимали беглых, а потому санкция о взыскании наддаточных крестьян в отношении их была лишена оснований. Начались поиски решения вопроса. Первым шагом были отмена наддаточных крестьян по указу 1681 г. и возврат к взысканию десятирублевых пени по Уложению при дополнительном введении уплаты ответчиком в пользу истца судебных издержек, проести и волокиты в любом случае тяжбы о беглых крестьянах. В Уложении подобные взыскания по крестьянским делам не были предусмотрены.

Такое решение вопроса не удовлетворило дворян. В октябре—декабре 1682 г. московские и городовые дворяне, собравшиеся к Троице-Сергиеву монастырю для подавления стрелецкого восстания в Москве, подали три челобитные, содержащие в общей сложности свыше 300 подписей. Уступая нажиму дворян, правительство малолетних царей Ивана и Петра решило вновь прибегнуть к норме взыскания четырех наддаточных кресть­ян за каждого принятого беглого крестьянина. Однако такая мера ставила в неравное положение рядового дворянина и крупного землевла­дельца и опять-таки не могла быть применена к многим держателям беглых из числа тех, которые не имели крестьян.

Дворяне немедленно отреагировали челобитной 19 декабря 1682 г., в ней они дали перечень категорий лиц, у которых также находили приют беглые крестьяне. Это подьячие, приставы, белое духовенство, стрельцы, казаки, ямщики, посадские люди, крестьяне дворцовых сел и черных волостей. Привлечение внимания к новым категориям держателей беглых было связано с объективными процессами, происходившими во второй половине XVII в. Рост промышленности, ремесла и торговли вызвал усиление спроса на рабочие руки, создал для многих лиц заинте­ресованность в укрывательстве и использовании беглых крестьян и холо­пов. Челобитчики тонко подметили, что обычной формой такого укрыва­тельства была фикция найма работника. Основное требование последней челобитной сводилось к расширению сферы действия санкции за прием беглых крестьян при сохранении ее карательного значения и при соблю­дении равенства перед законом всех нарушителей крепостного устава.

Положения челобитной 19 декабря 1682 г. получили отражение в указе 3 января 1683 г., принятом не только с участием Боярской думы, но и по совету с патриархом Иоакимом. Указ отменял предыдущие установления о взыскании наддаточных крестьян и вместо них вводил штраф в форме зажилых денег в двойном по сравнению с Уложением 1649 г. размере — 20 руб. за каждого беглого крестьянина, — распрост­раняя его и на лиц из числа духовных и иных сословий, у которых «крестьян и бобылей нет, и наддаточных крестьян у них имать некого, чтоб их великих государей указ был всем равен».

Именно в это время возникает крупнейший законодательный памятник по крестьянскому вопросу за вторую половину XVII в. — Наказ сыщикам 2 марта 1683 г. Он включает обширный свод законов и правил, имевших отношение не только собственно к сфере сыска беглых, но и к крепост­ному праву в целом.

Наказ разбит издателями на 52 статьи. Во многих архивных сборниках XVII—XVIII вв., содержащих Новоуказные статьи, нетрудно встретить списки этого Наказа. Встреча­ются они и в вотчинных архивах. Уже одно это обстоятельство говорит о большом распространении Наказа. Список Наказа, имеющийся в Запис­ной книге указов Поместного приказа, не имеет деления на статьи, но абзацы, выделенные в нем, соответствуют статьям текста ПСЗ. Список из фонда Поместного приказа опубликован дважды с сохранением сетки статей ПСЗ.

Формуляр Наказа сыщикам имеет обычный для статейных списков того времени вид. Собственно статьям текста предшествует доклад По­местного приказа. Из него выясняются история Наказа и приемы его составления. 18 ноября 1682 г. от стольников, стряпчих, московских и городовых дворян и детей боярских поступило челобитье о новой посылке сыщиков для сыска беглых людей и крестьян. Согласно помете на челобитной думного дьяка Василия Семенова, государи Иван и Петр велели сыск беглых и суд о них поручить писцам, отправленным из Поместного приказа. Такое решение вопроса не удовлетворило дворян, и, воспользовавшись своим пребыванием в Москве, служилые люди подали 1 декабря 1682 г. новое челобитье. Они просили сыска писцам не пору­чать, поскольку за писцовыми делами им будет не до этого, но вновь послать сыщиков. Помета на челобитной думного дьяка Емельяна Украинцева гласила: «191 года декабря в 1 день государи пожаловали, велели во все городы послать для сыска тех крестьян сыщиков, а писцам того крестьянского сыску ведать не велели. Указ о том учинить боярину князю Ивану Борисовичу Троекурову с товарищи». На основании этой пометы начальник Поместного приказа И. Б. Троекуров доложил царям и Бояр­ской думе «указные статьи о беглых людей и крестьянах, каковы были даны прежним сыщиком». Заслушав эти статьи 2 марта 1683 г., «великие государи... указали и бояре приговорили в тех статьях пополнить и из иных статей убавить».

Лишь в отношении части статей в Наказе 1683 г. имеются указания на источники. Ст. 1 ссылается на указ 1658 г., ст. 4—на указ 13 сентября 1661 г., а ст. 16—на указ 18 сентября 1663 г. И это все. В полной мере решить вопрос об источниках Наказа позволяет книга Поместного приказа, составленная в 1667 г. и включающая по­следовательный ряд указов о сыске беглых крестьян и холопов с конца 50-х до конца 60-х гг. XVII в.

Порядок статей в Наказе в полной мере совпадает с порядком указов в книге Поместного приказа[11].

Общность порядка расположения материала Наказа и книги дополня­ется значительным тождеством текстов того и другого памятников. 36 ста­тей Наказа дословно воспроизводят соответствующие части текста указов книги Поместного приказа. Лишь 13 статей содержат разночтения, вы­званные редакторской работой при составлении Наказа в 1683 г., 6 статей включают материалы из январского и мартовского указов 1683 г. или составлены наново. Некоторые части отдельных указов в Наказ не вошли. Вызвано это опять-таки редакторской работой составителей, имевших целью отобрать в Наказ лишь те нормы, которые отвечали состоянию законодательства начала 80-х гг. С этим связано и то, что подавляющая часть статей Наказа (35 из 52) написана хронологически на основе последних указов 1665 и 1667 гг.

Из указа 13 сентября 1661 г. использованы санкции против приказчи­ков всех видов владений, принимавших в прошлом беглых самостоятель­но. Клаузула о наддаточных крестьянах в Наказ не включена, как уже отмененная указом 3 января 1683 г., который стал источником второй части ст. 5 Наказа. Вторую часть ст. 4 составил приговор, принятый при утверждении Наказа, о запрещении приказчикам дворцовых сел и ямских слобод принимать беглых. Разрешалось принимать только крестьян с отпускными от своих помещиков. За прием беглых после 1683 г. опреде­лялся штраф в размере 20 руб. за каждого беглого. Эта же статья распространяла санкцию за прием беглых на крестьян дворцовых и черносошных волостей, если беглые находили приют в деревнях.

Согласно Наказу сыщикам 1683 г., в отличие от указа 3 января 1683 г. была наиболее радикально проведена отмена наддаточных крестьян, а действие нормы распространилось и на прошлое время. Наказ на будущее время отменял наказание кнутом приказчиков, возложив ответственность за прием беглых на помещиков и вотчинников. Тем самым крупные вотчинники, бояре и думные чины лишались возможности укрываться за спинами своих приказчиков при предъявлении исков о беглых крестьянах.

В основу ст. 6 положен указ 2 марта 1683 г. о новой посылке сыщиков. Статья брала сыщиков как лиц, облеченных государственными полномо­чиями, под защиту закона. Ст. 7 — новая. Она предоставляла отсрочку в уплате пожилых денег (штрафа за держание беглых), по 100 руб. на месяц, для тех, у которых «пожилых денег взять нечего».

Из указа 31 марта 1663 г. в Наказ вошли нормы о взысканиях за передачу беглых крестьян в даточные, о закреплении внуков по дедам, о возложении издержек по сыску и держанию беглых в тюрьмах на самих феодалов. Из указа 10 мая 1665 г. включена в Наказ норма о подложных отпускных, предъявленных беглыми. В ст. 18 эта норма получила наибо­лее развернутое выражение, включая санкцию — наказание кнутом.

Важной норме в развитии крепостного права посвящена ст. 28 Наказа. Юридическую силу имеют лишь те крепости на крестьян и холопов, которые зарегистрированы в приказах. Однако это положение указа 1665 г. дополнялось новым установлением, по которому признавались в силе старые крепости, не записанные в приказе, если они не оспорены записанными крепостями. При отсутствии старинных крепостей принад­лежность крестьян определялась по писцовым и переписным книгам.

Составители Наказа сыщикам подошли критически и к указу 1 марта 1667 г., который положен в основу последних 20 статей. Отклонены нормы об отдаче приказчиков в крестьяне и о пытке беглых крестьян при допросе у сыщиков. Указанные изменения норм следствия о беглых крестьянах говорят о том, что сыщики по Наказу 1683 г. в отличие от сыщиков 60-х гг. в определении принадлежности беглых крестьян опира­лись главным образом на крепостные акты, а не на материалы собствен­ного розыска.

Наказание крестьян за побег оставалось (ст. 34), но без определения вида его, что отдавалось на усмотрение самих сыщиков. Пытка в ходе следствия оставалась по закону лишь в отношении крестьян, которые при побеге совершили убийство помещиков или поджог имений, и в отноше­нии тех, кто изменил в бегах свои имена. В Наказе 1683 г. сохранялась важная норма о непризнании иммунитетных прав несудимых грамот по делам о беглых крестьянах.

В целом Наказ сыщикам выступает как обширный кодекс сыска беглых крестьян и холопов и урегулирования взаимных претензий фе­одалов в вопросе их прав на беглых, выработанный в итоге законода­тельной практики начиная с Уложения 1649 г. и многолетней деятель­ности сыщиков. Независимо от гл. XI Уложения он обрел самостоя­тельное значение.

Вместе с тем Наказ не охватывал всего законодательства по вопросам прикрепления крестьян в период 50—80-х гг. XVII в. Ограничение содер­жания определялось, во-первых, его целевой направленностью как офи­циального руководства для сыщиков и, во-вторых, ведомственным проис­хождением. Наказ был подготовлен в Поместном приказе. Указы о сыске беглых в пограничных и окраинных уездах, принятые по линии Разрядного приказа и Приказа Казанского дворца, в Наказ не вошли.

В историко-правовом плане Наказ сыщикам 1683 г. отражает общую для ряда крупных законодательных памятников второй половины XVII в. тенденцию развития от локальных и частных норм и форм их законода­тельного выражения к общероссийскому кодексу.

Законодательное декларирование сыска беглых крестьян и холопов в ответ на настоятельные просьбы дворян началось с посылки наказов сыщикам беглых, функционировавшим в определенных районах (с учетом специфики этих районов), а также грамот уездным воеводам, а затем через серию указов, имевших целью установление общих норм сыска, пришло к принятию общего кодекса сыска — Наказа 1683 г.

Подчеркивая кодификационное значение Наказа, нельзя забывать, что он одновременно дополнил и развил ряд прежних норм.

Это касалось главным образом расширения материальной ответствен­ности за прием беглых с частичной заменой ею наказания кнутом. Значение Наказа 1683 г. со всей очевидностью проявляется в 90-е гг. XVII в.

В указе 23 марта 1698 г. о посылке сыщиков во все города предпи­сано снабдить их Наказом 2 марта 1683 г. и указом 21 февраля 1697 г. «об отставке судов», что означало применение розыскного процесса в делах о беглых. Наконец, последующее значение Наказа 2 марта 1683 г. раскрывается в материалах Палаты об Уложении 1700 г. Уложение 1649 г. и Наказ 2 марта 1683 г. служили основными законодательными источни­ками для составления главы о крестьянах нового Уложения, подготавли­ваемого Палатой.

Рассмотрение судных дел о беглых крестьянах и холопах возлагалось на некоторые приказы. Имеется ряд указов и боярских приговоров о порядке производства дел о беглых. В основном они касаются условий удержания беглых в приказах. Боярский приговор 27 июня 1679 г. пред­писывал беглых крестьян, приведенных их прежними владельцами в Московский судный приказ, «мимо истца и ответчика в статье давать на поруки с записьми» (при условии поставить в суд к сроку). Поручные записи должны были собирать истцы и ответчики. Если держателей беглых налицо не оказывалось, поручные собирали истцы. За невозмож­ностью скорого оформления поруки предписывалось беглых держать в приказе до ее оформления.

В дальнейшем, в 90-е гг., указы устанавливали ограничение сроков содержания беглых в приказе, если не было поруки и заинтересованные лица не являлись за ними. По Указу 6 апреля 1690 г. беглые должны были освобождаться из-под караула в Холопьем приказе без поруки и расписок по истечении месяца. Продление задержки беглых допуска­лось только в случае, если помещикам был дан поверстный срок для доставки крепостей из дальних городов. "^ А боярский приговор 24 марта 1691 г. сократил такой срок до недели. По ее истечении беглые, за которыми не приходили заинтересованные лица, отпускались в данном случае из Стрелецкою приказа. Указ сообщал, что в приказе велись приводные книги.

Тот же срок сохранял указ с боярским приговором 13 июля 1694 г., обязывая помещиков, приведших беглых в Московский судный приказ, предъявить на них крепости не позднее недели. В противном случае крестьян и людей было предписано отпускать. Указ мотивировал это тем, что многие крестьяне и холопы, сидя долго в заключении, умирали из-за тесноты и голода.

1.3. Прикрепление крестьян и сыск беглых на окраинах государства

Установление бессрочного сыска беглых крестьян и холопов по Уло­жению 1649 г. имело общее значение для всех крестьян, бежавших от своих владельцев после писцовых книг 1626—1628 гг. и переписных книг 1646—1648 гг. На общих основаниях узаконивался сыск и тех крестьян, которые жили «в стрельцах, или в казаках, или в пушкарях, или в иных каких-нибудь служилых людях в замосковных и украйних городах». Эта клаузула определяет всеобщий характер норм сыска беглых. Однако во второй половине XVII в. законодательно вводятся ограничения исходных сроков сыска в отношении тех крестьян, которые бежали на юг в города по черте и находились в полковой и городовой службе по охране границ. Далее последовало установление сроков сыска крестьян, перешедших в посады. Новые срочные годы устанавливались для беглых Смоленского уезда и прилегающих к нему западных уездов России[12].

Установление новых исходных сроков сыска беглых не означало отмены урочных лет сыска, введенных Уложением 1649 г. И по Уложению были свои исходные сроки сыска — 1626 г. (писцовые книги) и 1646—1648 гг. (переписные книги). При новых исходных сроках сыска в городах по черте, в посадах и т. д. отмена урочных лет сыска оставалась в силе, так как ограничения сроков подачи исковых челобитных о беглых с момента их побега не устанавливалось. Побег крестьян и холопов от помещиков и вотчинников центральных уездов в южные и западные пограничные уезды и их сыск отражены в литературе со значительной полнотой. С целью поставить заслон набегам татар к началу 50-х гг. было закончено строительство укрепленной Белгородской черты с ее городами-крепостями. Завершалось строительство Симбирской укреплен­ной полосы.

Одновременно решался вопрос о заселении новых крепостей. Населе­ние этих мест состояло из пришлых вольных людей и в значительной мере из беглых крепостных крестьян и холопов. Интересы обороны южных рубежей вынуждали правительство использовать пришлый элемент в качестве служилых людей по прибору и даже испомещать в качестве детей боярских. Все это усиливало тягу крепостных людей из центра в южные Уезды, но одновременно вызывало тревогу со стороны землевладельцев Центральных уездов. Формой протеста и давления на правительство были, как и в других случаях, коллективные челобитные дворян. Наиболее Ранняя челобитная «всяких чинов людей» вызвала указ 1654 г., устано­вивший новый исходный срок сыска беглых в городах по черте — с 1649 г. Тех, кто бежал на черту до принятия Уложения, оставляли на месте, но чакон определял компенсацию — за семейных по 20 руб., а за холостых по 10 руб. Еще до указа правительство запретило воеводам в городах по черте рассматривать иски о беглых и отсылать их в Москву в Разрядный приказ, в ведении которого находилась пограничная террито­рия. В обстановке начавшейся войны с Польшей указ 1653 г., видимо не был использован. Три года спустя, 20 марта 1656 г., был принят новый указ, который отодвинул начальный срок сыска беглых в украинных городах и по черте до 1653 г., тем самым как бы аннулируя предыдущий указ. Основанием возврата беглых указ признавал писцовые и переписные книги. Указ 1656 г. сыграл видную роль в практическом осуществлении сыска беглых, но главным образом в отношении тех, кто устроился в служилые люди по прибору.

Ввиду угрозы войны с Турцией правительство провело в 1675 г. разбор служилых людей городов Белгородского полка. Служилые люди, в том числе большое число беглых крестьян, были записаны в «разборные книги». В ответ на челобитную воеводы Г. Ромодановского Разрядный приказ указал не отдавать в крестьянство тех из числа записанных в разборные книги, которые имели ранения. Так возникло первое ограни­чение в отношении указа 1656 г. Грамоты 1676 г. еще более ограничивали действие указа 1656 г., поскольку предписывали прекратить отдачу слу­жилых людей городов Белгородского полка без грамот из Разряда, а помещикам подавать в Разряд челобитные о беглых.

Как уже указывалось выше, запись беглых крестьян в служилые люди по прибору усилила побеги крестьян на юг. Обеспокоенные этим поме­щики центральных уездов подали в 1676 г. челобитную, настаивая на сыске и возврате беглых крестьян. Правительство ответило указом и боярским приговором 2 июля 1676 г., который подтверждал действие указа 1656 г. По новому указу выходило, что запись в разборные книги 1675 г. не освобождала беглых от возврата в крестьянское состояние.

Действие указов 1656 и 1676 гг. не прекращалось в период войны с Турцией 1677—1681 гг. Правительство стремилось строго выдерживать целевое назначение этих указов, но оно менялось в связи с переменами на южных окраинах государства.

Первоначально под действие указа 1656 г. попадали все беглые кресть­яне в городах по черте, если они оказались там до 1653 г. Со временем, в особенности в 70—80-е гг., по мере распространения по черте вотчин­ного и поместного землевладения указ 1656 г. стали применять только в специальном смысле, как закон о сыске беглых, поверставшихся в военную службу или обложенных государевым тяглом (на посадах и т. п.). Сыск крестьян, осевших по черте в поместьях, производился независимо от ограничений, предусмотренных указом 1656 г.

В течение долгого времени, но довольно устойчиво правительство придерживалось указа 1656 г., хотя роль его в пополнении пограничных гарнизонов со временем ослабевала. Причина этого крылась не столько в многочисленных и серьезных по тону челобитных дворян центральных уездов о сыске беглых крестьян, сколько в реальных формах самого крестьянского движения, опасность которого правительство осознавало. Побеги крестьян приняли массовый и в известной мере организованный характер. В южные города были посланы сыщики. Опасаясь повторения крестьянской войны, правительство разослало грамоты воеводам Белго­родского полка, требуя выслеживать беглых около застав, сторожей, по лесам и займищам. И все же правительство не могло игнорировать нужды обороны границ, отдельные из действующих норм крепостного права специфически преломлялись в условиях пограничных уездов. Сен­тябрьские указы 1676 г. меняли обычную норму, по которой свободный человек, женившийся на крепостной женщине, переходил в распоряжение владельца жены. Служилых людей окраинных городов, женившихся на беглых крестьянских вдовах и девках, указы 1676 г. запрещали отдавать в крестьянство по женам. Отменялось и взимание выводных денег.

Время, протекшее с указа 1656 г., частые войны и тяготы пограничной жизни подорвали ряды служилых людей, пришедших на черту до 1653 г. и закрепленных на ней по указу 1656 г. Война с Турцией остро поставила вопрос о формировании гарнизонов в городах пограничной полосы. Важнейшим мероприятием стал разбор служилых людей 1675 г. В ответ на челобитные испуганных этим помещиков правительство подтвердило силу указа 1656 г. В таком положении дело сохранялось до нового указа 8 февраля 1683 г. Ему принадлежит видное место в ряду законодательных мер второй половины XVII в. Полного текста указа до сих пор нет. Наиболее обстоятельное изложение его содержания дает Н. Новомбергский. Ему же принадлежит попытка проследить судьбу указа. Установлены дальнейшие добавления к указу и использование его в Наказе сыщикам 1692 г.

Основные положения указа 1683 г. сводятся к следующему: «Из городов Севского и Белгородского полков, которые в черте и по черте и за чертою, а ведомы в Разряде... беглых дворцовых и помещичьих крестьян», в отношении которых будет установлено на основании записей в строельных, записных и разборных книгах и в смотренных списках, что они пришли на черту и записались в полковую, городовую, копейную, рейтарскую и солдатскую службу после разбора служилых людей 1675 г., отдавать в крестьянство и холопство прежним помещикам и вотчинникам по суду, крепостям, писцовым и переписным книгам.

Беглых крестьян и холопов, записанных в государеву полковую и городовую службы, в копейщики, рейтары и солдаты до разбора и в разбор 1675 г., в крестьяне и холопы не отдавать, «потому что служили они многие годы и были в полку и иные ранены». Беглых крестьян, которые в городах Белгородского и Севского полков записаны в посадах или в тягле или живут в захребетниках, а в городовую и полковую службы по разбору 1675 г. не записаны, отдавать помещикам и вотчинникам с 1653 г. по указу 1656 г. А беглых, осевших в тех же городах у помещиков в крестьянах и бобылях, возвращать прежним владельцам по крепостям «бессрочно по Уложению». Воеводам и приказным людям «учинить заказ крепкой под жестоким страхом» впредь в городах Белгородского и Севского полков беглых холопов и крестьян не принимать, в службу и в тягло не писать. За нарушение — наказание, пени и зажилые деньги в пользу владельцев крестьян. То же и помещикам за прием беглых — наказание, взыскание зажилых денег, а крестьян за побег бить кнутом нещадно. Без грамот из Рязряда воеводам на служилых людей суда не Давать и не возвращать владельцам. Все прежние решения о беглых крестьянах, в том числе по указу 1656 г., согласно указу 1638 г., остава­лись в силе.

Нормы указа 1683 г., предусматривающие кары за прием беглых крестьян помещиками южных уездов, связаны с процессом проникнове­ния туда помещичьего землевладения[13]. Вся запрети­тельная часть указа 8 февраля 1683 г. и кары за его нарушения отражали общую тенденцию законодательства второй половины XVII в. к усилению ответственности за прием беглых крестьян, а равно к усилению репрессий в отношении крестьян-беглецов. Аннулировав право сыска крестьян попавших в разборные списки 1675 г. в интересах обороны южных границ, правительство в качестве компенсации вернулось к норме Уло­жения 1649 г. в отношении сыска бежавших на черту и поселившихся там в крестьянах, которые ранее были под защитой закона 1656 г.

Но компенсация была явно неравномерной, поскольку удельный вес феодального землевладения на юге России до 70-х гг. был незначителен,

В такой коллизии интересов государства и помещиков центра преобла­дающими были интересы государства. В грамотах воеводам Белгородского и Севского полков предписывалось оповестить по городам, что записан­ные в службу по 1675 г. остаются на месте и возврату в крестьяне не подлежат. Норма указа 1683 г. в форме указа валовым писцам из Приказа Большого дворца была распространена на дворцовые уезды по черте.

Контроль за деятельностью сыщиков и тем самым за исполнением указа 1683 г. возлагался на воевод пограничных городов. В действитель­ности были случаи, когда воеводы, «стакався» с помещиками, отдавали им служилых людей вопреки указу 1683 г. Но и само правительство допускало отклонения от указа в сторону расширения его нормы. В 1690 г. было официально отказано П. Обезьянинову в иске относительно двух крестьян. Указ по этому делу 1 декабря 1690 г. кроме частного определе­ния по делу Обезьянинова содержал общее установление, согласно кото­рому помимо записанных в службу до разбора и в разбор 1675 г. необходимо было оставлять в местах нового поселения и их детей. Распространение иммунитета записанных в службу до 1675 г. на их потомство получило окончательное закрепление в принятом в Разряде Наказе сыщикам 1692 г.

Тенденция расширения границ указа 8 февраля 1683 г. получила вы­ражение в последующем разборе служилых людей, когда в разборные книги заносились вновь прибывшие в города по черте беглые крестьяне. В Статьях о разборе ратных людей городов Севского полка 1686 г. требовалось писать в солдатскую службу вновь прибывших гулящих людей, беглых холопов и крестьян, если относительно их нет челобитья и живут они своими домами на пустых или оброчных землях. В этом ряду стоит и другой указ под той же датой — 8 февраля 1683 г., — по которому беглые, приписанные к московским стрелецким полкам до 3 мая 1681 г. (мир с Турцией), не подлежали сыску: «... и то они заслужили ранами своими и кровми». Расширение и изменение отдельных норм указа 8 февраля 1683 г. в наиболее полной мере сказалось в Наказе сыщикам 4 мая 1692 г[14].

В 1692 г. было положено начало одному из наиболее массовых сысков беглых крестьян и холопов. По отдельному указу сыщики посылались в

города Белгородского и Севского полков. Им были даны Статьи, Наказ 4 мая 1692 г. и Наказ 2 марта 1683 г..

Наказ 1692 г. состоял из семи статей. Ст. 1 содержала указания, касавшиеся приступа к сыску и организации его. Содержание ст. 2 составил указ 8 февраля 1683 г. Источником ст. 3 Наказа служил указ 1 декабря 1690 г. по делу П. Обезьянииова. Но если указ 1690 г. говорил о передаче служебного иммунитета от отцов детям, то ст. 3 Наказа 1692 г. узаконивала передачу такого иммунитета от дедов и братьев, распростра­няя норму на выходцев из служилой среды, в силу разных обстоятельств попавших в крестьяне. Ст. 4 применяла ту же норму в отношении крестьян, записанных в разборные книги 1680 г. Ст. 5 Наказа 1692 г. отменяла ранее осуществленные возвраты помещикам беглых крестьян, если они или их отцы и деды записаны в службу в разбор 1675 г.; таких крестьян предписывалось возвращать в службу. Наказ тем самым отменял весьма существенную для феодалов норму указа 8 февраля 1683 г. Ст. 6 и 7 касались сыска беглых комарицких солдат, т. е. крестьян Комарицкой волости, сочетавших военную службу с земледелием.

Институт наследственной службы, сложившийся de facto в 50—70-х гг., вскоре получил оформление и de jure. В итоге некоторая часть крестьян и холопов стала проникать в ряды низшего разряда служилых людей по отечеству — детей боярских. Такое положение дела обеспокоило дворян и правительство. В конце 70-х гг. в Статьях о смотре и разборе детей боярских появилось едва ли не первое запрещение писать крестьян детьми боярскими: «... и холопей боярских, и стрелецких, и казачьих, и неслу­жилых никаких чинов и пашенных мужиков отнюдь никого детьми боярскими у верстанья не называли и поместными и денежными оклады их не верстать».  Тем более актуальной такая задача стала в 70—90-е гг., в обстановке распространения крупного и среднего поместного землевла­дения в южных районах государства. Все это определяло особенности Наказа сыщикам 1692 г. как законодательного акта и особенности дея­тельности сыщиков. Наряду с сыском крестьян, бежавших от помещиков, важной функцией становился сыск среди служилых людей, иначе гово­ря — ограждение статуса корпорации служилых людей по разбору 1675 г. и их потомства.

Частичная в 1683 г. и полная, включая прямых и боковых родствен­ников, в 1692 г. консолидация служилых людей городов Белгородского и Севского полков разбора 1675 г. и законодательное ограждение их непри­косновенности были одним из звеньев подготовки борьбы за выход к Черному морю. В этих условиях правительство в гораздо большей мере, чем когда-либо, потеснило интересы помещиков в вопросе сыска беглых крестьян в городах по черте. Но, одновременно подтверждая срок сыска беглых с 1675 г., почти 20 лет спустя после этой даты правительство обнаруживало тем самым свое нежелание укреплять в дальнейшем без­опасность границ государства силами беглых крестьян и холопов. Указы 20 марта 1656 г. и 8 февраля 1683 г. имели применение не только на территории городов по черте, но и в практике сыска беглых в окраинных поволжских и сибирских городах.

Расширение площадей пашни не только в частновладельческих, но и в государственных землях южных окраин ставило правительство перед

необходимостью предпринимать обратные меры перевода служилых людей по прибору в крестьяне на десятинную и иную государеву пашню. Об этом говорит грамота 29 августа 1682 г. воеводе Богородицка Дани­лову. По указу 24 марта 1680 г. было велено перевести пушкарей в крестьяне на десятинную пашню. Видимо, пушкари не хотели терять своего положения, чем и вызвано направление грамоты два года спустя после указа. Грамота запрещала «писаться» пушкарями, а не крестьянами. Объяснялось это тем, что в Богородицке десятинной пашни было много а крестьян — мало. Грамота ссылается и на другой указ 27 августа 1682 г., обязывающий занять на десятинной пашне кроме пушкарей стрельцов и посадских людей и выполнить его предписание. Указ был послан из Приказа Большого дворца в Пушкарский приказ.

Законодательное определение своего исходного срока сыска беглых крестьян и холопов связано с группой западных уездов — Смоленским, Дорогобужским, Рославльским, Вольским и другими, которые перешли к России по Андрусовскому перемирию 1667 г. Уже в ходе военных дейст­вий с Польшей правительство приняло меры ограждения интересов местной шляхты от попыток захвата воинскими людьми крестьян в качестве пленных. Указ 30 июля 1654 г. из Разряда Приказу княжества Смоленского запрещал служилым людям под страхом наказания «белорусцов Бельского, и Дорогобужского, и Смоленского уездов и крестьян­ских жен и детей имать к Москве и в деревни ссылать...». Грамота воеводе Вязьмы И. Хованскому обязывала учредить заставы по дороге из Смоленска, препятствующие провозу пахотных крестьян в качестве плен­ных. По челобитью властей оршенских монастырей дана «сберегательная грамота» в полки воеводам об охране крестьян оршенских монастырских деревень. Охрана в районах военных действий русского и белорусского крестьянства от грабежа и закабаления служилыми людьми, осуществля­емая в интересах местных феодалов, отвечала запросам самого крестьян­ства, которое оказывало поддержку русской армии[15].

Решение вопроса о сыске и прикреплении крестьян западно-русских уездов стало возможным только по окончании войны с Польшей. Прежде всего было предпринято описание земель и населения присоединенных к России уездов. В 1668 г. с этой целью был послан переписчик Данила Чернцов. И когда последовало новое челобитье «всей смоленской шлях­ты» об указе относительно беглых крестьян, то по царскому указу на челобитье шляхты было отвечено: «Крестьянам их быть за ними крепким по переписным книгам 176 году».

Однако, прежде чем вопрос был окончательно решен, правительство под влиянием текущих обстоятельств принимало различные постановле­ния. Определяя новый срок сыска беглых крестьян, бежавших от смолен­ской шляхты, правительство одновременно принимало меры против по­бегов крестьян в обратном направлении — из подмосковных уездов в Смоленскую землю. Сроки сыска беглых в том и другом направлениях оказались разными. Смоленская шляхта (имелось в виду дворянство не только Смоленского, но и Бельского, Рославльского и Дорогобужского уездов) просила для себя равных прав с подмосковными помещиками. В ответ было принято решение вершить сыск беглых смоленских крестьян по Уложению, но не взыскивать за зажилые годы. Когда по другому челобитью той же шляхты в 1683 г. в города центральных уездов и южной засечной черты был послан сыщик Потап Дурной, ему предписывалось возвращать беглых смоленской шляхте с 1654 г., но вскоре сыщику было послано распоряжение В. В. Голицына отдавать крестьян по переписным книгам 1668 г. В то же время по предписанию думного дьяка Е. Украинцева сыск беглых Дорогобужского уезда надлежало производить с 1654 г. В 1685 г. снова всплыл срок сыска беглых с 1668 г., опять-таки по приказу В. В. Голицына. Отсюда очевидно, насколько не был подготовлен в правительстве вопрос о сыске беглых крестьян в смоленских уездах. И лишь с появлением указа 25 августа 1698 г. о прикреплении крестьян смоленского шляхетства по книгам 1668 г. этот вопрос можно считать окончательно решенным.

Указ 1698 г. предписывал крестьянам Смоленского, Дорогобужского, Бельского и Рославльского уездов числиться за своими владельцами по переписным книгам Данилы Чернцова 1668 г. Бежавших из этих уездов до 1668 г. прежним владельцам ни по каким крепостям не возвращать. Не подлежали возврату и крестьяне, бежавшие в смоленские уезды из замосковных уездов, если они были занесены в книги 1668 г. Прежние установления об иных сроках сыска беглых отменялись.

Таким образом, лишь к самому концу XVII в. был окончательно установлен и законодательно закреплен для территории западно-русских уездов, переданных России по Андрусовскому перемирию 1667 г., опре­деленный режим сыска беглых крестьян и холопов. Режим отвечал классовым интересам дворян Смоленского и прилегающих уездов, не ущемляя одновременно интересов феодалов центральных уездов, в име­ниях которых осело значительное число крестьян, бежавших из смолен­ских уездов в войну 1654—1667 гг. Здесь видим компромиссное решение, связанное с попыткой примирить интересы различных групп господству­ющего класса. Основными были интересы феодалов центральных уездов. Да и в целом направление и характер законодательства о правовом статусе крестьян и холопов в пограничных районах юга и юго-запада страны определяла сложная коллизия, вызванная потребностью усиления оборо­ны государства и защиты интересов дворянства преимущественно цент­ральных уездов[16].

Во вновь присоединенных районах немалая часть земель переходила в разряд дворцовых. Дворцовые земли служили резервом для испомещения главным образом рядовых служилых людей с целью укрепления обороны края. Такие процессы происходили и на западных окраинах. По указу 25 октября 1682 г. в ответ на челобитную беспоместной и малопоместной шляхты надлежало беспоместным рейтарам и шляхте Смоленского, Бел­городского и других уездов выделить по три двора крестьянских и бобыльских, а малопоместным придать к прежним их дачам по два двора с землей из дворцовых волостей Дорогобужского и Бельского уездов. Под угрозой наказания указ предписывал шляхте хозяйство «не запустошить», а в отношении крестьян запрещал продажу, мену, заклад и разорение крестьянского хозяйства.  Основу такого запрета составляло то, что смоленская шляхта получала землю и крестьян на поместном праве.

Непременным вопросом Статей, пожалованных царским правительст­вом украинским гетманам после воссоединения Левобережной Украины

с Россией, был вопрос о сыске крестьян и холопов, бежавших из русских уездов на Украину. Требуя возврата с Украины беглых крестьян, прави­тельство вместе с тем шло на частичные уступки верхушке казачества старшинам и украинским помещикам в вопросе об украинцах, попавших в плен в прошлые войны и превращенных в крепостных крестьян русских помещиков. В глуховских статьях 1672 г. при избрании гетмана И. Самойловича и в статьях 1687 г. при избрании гетмана И. Мазепы оговари­валось, что пленные из украинцев остаются в России, но те, которые ушли в «малороссийские городы», «не учиня никакова воровства», остаются на своих прежних местах.

Этими основными мерами исчерпывалась правительственная политика второй половины XVII в. в области сыска и прикрепления крестьян на юго-западной окраине государства. На востоке России большим районом, куда устремлялся поток беглых крестьян, главным образом из поморских уездов и частично из Заонежья, Поволжья и Прикамья, была Сибирь. В Сибири в связи с развитием феодально-крепостнических отношений наблюдались принципиально те же явления правительственной политики в отношении сыска и прикрепления крестьян, что и в иных районах страны. Вынуждаемое необходимостью освоения и заселения восточных окраин, царское правительство до середины XVII в. смотрело сквозь пальцы на бегство тяглых людей в Сибирь. Производился лишь частичный возврат владельческих крестьян по челобитьям вотчинников и помещиков. Во второй половине XVII в. наметились некоторые перемены. Как отме­чено в литературе, общая политика усиления крепостного режима поста­вила в программу дня вопрос о правительственном сыске беглых крестьян и холопов в Сибири. Указ с боярским приговором 1669 г. предписывал: «...всех поморских городов беглых крестьян, сыскав, выслать в русские городы по-прежнему... И впредь никаких беглых людей и крестьян не принимать». Закон распространялся на частновладельческих крестьян. Для крестьян, осевших на государевой земле, допускалось исключение — их было велено переписать и списки выслать в Сибирский приказ. Так возник сыск беглых 1671 г. Подобно сыску других окраин государства, он принял определенные организационные формы и имел свой исходный срок, каковым стал сентябрь 1669—август 1670 г. Масштабы сыска, как показывают данные А. А. Преображенского, были значительны, но ко­нечные результаты его, если иметь в виду отправку сыскных крестьян на прежние места, невелики. На этом сыск беглых не прекращался. Норма­тивные акты в последующее время появлялись в виде грамот воеводам сибирских городов.

Подведем итоги. Одной из важных сторон развития крепостного права второй половины XVII в. было возросшее значение крепостного акта как юридического основания закрепощения крестьян. На базе потребности наиболее точного учета крепостного населения и в результате подведения официальной основы под сыск беглых крестьян были созданы перепис­ные книги 1646—1648 гг., которые Соборное уложение 1649 г. узаконило как важнейшее основание прикрепления крестьян. Только на основе переписных книг в силу особенности их состава могло быть достигнуто потомственное (с родом и племенем) закрепощение крестьян. Наиболее

важную роль в оформлении крепостного строя русской деревни сыграли переписные книги 1678 г. в силу наибольшей полноты подворного опи­сания и охвата значительной территории страны. В промежутках между переписными и писцовыми книгами изменения в правовом положении крестьян и холопов закреплялись различного рода актами. К наличной массе крепостного населения имели отношение послушные грамоты, раздельные, выводные замуж, приданые, мировые, данные, поступные и купчие записи, к закрепощению пришлых со стороны людей — жилые, порядные, ссудные и поручные записи. Такого рода акты возникали самостийно в ходе развития феодального хозяйства и тем самым были принадлежностью обычного права. Но по мере развития законодательства крепостные акты получали санкцию правительства при условии регистра­ции их в приказах и служили официально признанным основанием совершенной сделки. Такая санкция содержалась уже в Уложении 1649 г. Во второй половине века официальное значение государственной регист­рации актов сделок относительно крестьян заметно возрастает. Наиболее важная роль в данном отношении принадлежала указу 30 марта 1688 г. Он санкционировал все документальные виды сделок, касающихся кресть­ян, включая сделки о крестьянах, находящихся в бегах, но с сохранением различия прав распоряжения вотчинными и поместными крестьянами. Этот же указ централизовал запись крепостных актов в Поместном приказе в Записных книгах крепостей на крестьян. В отношении помест­ных крестьян регистрации подлежали поступные записи по искам о беглых крестьянах, в погашение же долга в качестве заклада и объекта купли-продажи с оформлением и регистрацией соответствующих актов шли только вотчинные крестьяне. В истории купчей на крестьян без земли важное значение имели указы 13 октября 1675 г. и 30 марта 1688 г. Первый разрешил, а второй закрепил регистрацию купли-продажи вотчин­ных крестьян без земли. На последнюю четверть XVII в. приходится лишь начало процесса узаконенной продажи крестьян без земли, получившей заметное развитие в последующее время, в особенности к середине XVIII в.

Другой существенной стороной развития крепостного права явилось возникновение в итоге обширной законодательной деятельности своеоб­разного кодекса сыска беглых крестьян и холопов, который получил оформление в виде Наказа сыщикам 2 марта 1683 г. с последующими дополнениями к нему в указе 23 марта 1698 г. В Наказе сыщикам получил отражение государственно-организованный массовый и обезличенный сыск беглых крестьян как постоянная функция органов государственной власти.

Особое законодательство о сыске беглых крестьян действовало на южных и юго-западных окраинах государства ввиду военного назначения поселений тех мест. Первая особенность касалась установления новых по сравнению с Уложением 1649 г. исходных сроков сыска. Указы 1653 и 1656 гг. и 8 февраля 1683 г. отодвинули исходные сроки сыска беглых в такой последовательности — 1649, 1653 и 1675 гг. Указ 1683 г. освобож­дал от крестьянства и холопства тех, кто записан в военную службу в городах Белгородского полка до разбора и в разбор служилых людей 1675 г. Поступившие в службу после 1675 г. сыску подлежали. В отношении посадских людей и других тяглых лиц срок сыска беглых сохранялся с 1653 г., а крестьяне приграничных поместий подлежали сыску «бессрочно по Уложению».

В последующих законодательных актах — Статьях сыщикам 1692 г и особенно в Наказе сыщикам 4 мая 1692 г. — получил распространение иммунитет записанных в службу до 1675 г. и в разбор этого года на их потомство (детей), братьев и внуков. Таким образом, из обычных норм крепостного права (крепость отцов и дедов распространялась на детей и внуков) в среде служилых по прибору стал складываться институт наслед­ственной службы.

Другой исходный срок сыска беглых крестьян был установлен для группы западных уездов (Смоленский, Дорогобужский, Рославльский Бельский и др.), которые перешли к России по Андрусовскому перемирию 1667 г. Основанием прикрепления крестьян этих уездов были переписные книги Данилы Чернцова 1668 г., которые и служили основанием сыска беглых по указу 25 августа 1689 г.

Итак, в основе законодательства о крестьянах второй половины XVII в. лежали нормы Соборного уложения 1649 г., поскольку кодекс оставался действующим, а его дополнение и развитие коснулись измене­ния исходных сроков сыска беглых крестьян в украинных и смоленских городах, появления новых оснований прикрепления крестьян в виде переписных книг 1678 г. и других писцовых описаний 80-х гг., в резуль­тате чего была узаконена подворная форма обложения. Признание эко­номической связи феодального владения с крестьянским хозяйством по-прежнему лежало в основе феодального права и влекло за собой защиту имущества и жизни крестьянина от произвола феодала. Круг правомочий феодалов в отношении крестьян был достаточно широк, и наряду с этим крестьянин обладал как субъект права определенными правами владения и распоряжения своим хозяйством, мог участвовать в судебном процессе в качестве свидетеля, истца и ответчика и быть участником повального обыска,

У черносошных крестьян объем гражданских прав был больше, чем у частновладельческих.

Весь комплекс обстоятельств, связанных с положением русских крестьян как объектов и субъектов права, позволяет прийти к выводу об определенной роли крестьянства в формировании феодального права и законодательства. Не участвуя непосредственно в законотворческой дея­тельности, крестьянство тем не менее оказывало на нее значительное влияние как через «легальные каналы» (подача челобитных и т. п.), так и в результате той объективной роли, которую оно играло в процессе производства материальных благ. Большое значение в становлении зако­нодательства имело обычное сословное крестьянское право. Часть норм общинного права на стадии развитого феодализма получала санкцию государства, которое в разной мере вторгалось в сословное право государ­ственных, дворцовых, монастырских и помещичьих крестьян. Обычное право имело определенную социальную ценность для крестьян в качестве защитного средства, но в то же время отличалось консервативностью, способствуя воспроизводству наличных общественных отношений.

2. ОСНОВНЫЕ ПРИЧИНЫ И ПРЕДПОСЫЛКИ ОТМЕНЫ КРЕПОСТНОГО ПРАВА

 2.1. Закат эпохи крепостного права

 Крестьянская реформа 1861 года, явившаяся существенным шагом нашей страны на пути к капитализму, была обусловлена объективными политическими, экономическими, социальными и другими предпосылками.

 Вся система организации сельского хозяйства в 19 веке переживала период разложения и кризиса. Крепостнические отношения завели российскую деревню в тупик, лишив её возможности само развиваться, хотя все предпосылки для этого, на мой взгляд, были.

Во-первых, в сельском хозяйстве в середине 19 века наряду с улучшенными орудиями труда—плугами, сеялками—получают некоторое распространение молотилки, веялки, сортировалки и другие простейшие сельскохозяйственные механизмы. Академик Н.М. Дружинин утверждает, что только один завод аграрных машин в Москве продал своей продукции в 1853 году на 140 тыс. рублей[17].

Во-вторых, наблюдался прогресс "в стремлении отдельных помещиков перейти от трёхполья к многополью — к так называемой плодопеременной системе"^[18].

В-третьих, увеличивается посев технических культур (свекловицы, подсолнечника, табака).

В-четвертых, несмотря на все препятствия, связанные с крепостным правом, имелись определённые сдвиги и в крестьянском хозяйстве: происходит дифференциация крестьянства. Иной представитель её верхушки имел в 3-4 раза больше (чем в среднем) скота, пользовался усовершенствованными орудиями труда. Были даже случаи покупки зажиточными крестьянами земли (правда, только на имя помещика). Так, в Пскове был случай покупки крестьянином 325 десятин. Всего же крестьян-собственников в России было 275 тысяч человек. Они обладали свыше миллиона десятин земли.

 Но все эти очевидные, на мой взгляд, сдвиги были несовместимы с устаревшими феодально-крепостническими производственными отношениями, которые были основаны на крепостном праве, подневольном труде с использованием присущей ему рутинной техники, вследствие чего они и не могли получить сколько-нибудь значительного развития.

 Основные сдвиги, связанные с крестьянской реформой 1861 года, произошли в экономике Российской империи. В экономике же и следует, на мой взгляд, искать основные причины и предпосылки, обусловившие проведение этой реформы. Как уже было сказано выше, крепостническая система явилась в середине 19 века непреодолимым препятствием на пути России к капитализму.

 В первой половине XIX века наблюдался быстрый рост товарно-денежных отношений, который вкупе с начавшимся внедрением в сельское хозяйство новой техники и частым применением вольнонаёмного труда характеризовал собой кризис феодальной системы крепостнической России. Уже в ХХ веке В.И. Ленин писал:

"Производство хлеба помещиками на продажу…было уже предвестником расслоения старого режима".

 В XIX веке в России широко развиваются мелкие крестьянские промыслы, что привело к развитию капиталистических отношений в целом. Из крестьян-кустарей выделяются отдельные, наиболее богатые крестьяне, применявшие уже наёмный труд и сосредоточившие в своих руках средства производства. Они становились впоследствии владельцами крупных капиталистических мануфактур.

 Капиталистическая мануфактура преобладала в таких областях промышленности, как хлопчатобумажная, деревообрабатывающая, кожевенная, скорняжная. 40-50-е гг. XIX века характеризуются дальнейшим ростом капиталистической и фабрично-заводской промышленности. М.Ф. Злотников доказывает, что в России в 1825 году было 1800 мануфактур, а в 50-х число фабрик увеличилось до 2818. А по сведениям академика А.М. Панкратовой число вольнонаёмных рабочих увеличилось за период с 1825 по 1860 гг. в 3,7 раза и составило к 60-м годам прошлого века 859950 человек[19].

 Таким образом, капиталистическая промышленность всё больше и больше нуждалась в свободных рабочих руках, а закрепощённая крепостным правом деревня не могла их предоставить.

2.2. Необходимость и значимость отмены крепостного права

Одновременно с ростом наёмного труда происходил и другой процесс, характерный для капиталистической промышленности: смена ручной техники производства машинной. В 40-50-х гг. прошлого века в разных отраслях производства появляются машины. Так, например, за период с 1843 по 1854 года количество бумагопрядильных веретен выросло с 350 тысяч до 1 миллиона.

Таким образом, новые сдвиги в промышленности ярко свидетельствовали о начале промышленного переворота. Развитие капиталистической промышленности приводило к увеличению и расширению городов как промышленных и торговых центров. Соответственно расширялся и внутренний рынок. Но процесс развития внутреннего рынка происходил значительно медленнее развития промышленности. Причина этого кроется в том, что подавляющая часть населения страны вела натуральное хозяйство; задавленные непомерными барщиной и оброком крестьяне не были связаны с промышленными районами и не имели возможности быть производителями или потребителями промышленной продукции. Дальнейшее развитие капиталистической промышленности подрывало основы барщинного крепостнического хозяйства. Внутренний рынок требовал всё больше хлеба для растущего промышленного населения. Крепостное же крестьянство не могло удовлетворить эти объективные потребности.

 Помещики в рамках крепостнической системы отреагировали на эти объективные процессы адекватно, но слишком поспешно и неразумно, — ужесточается эксплуатация зависимых крестьян, что выразилось в увеличении помещичьей запашки (что приводило к росту барщинных дней) и в уменьшении крестьянского надела. Но и эти жесточайшие для населения меры не могли уже кардинально изменить ситуацию в хозяйствах даже крупных земельных собственников. С ухудшением положения крестьянства ухудшалось и качество обрабатываемой ими земли. Производительность труда крестьян становится всё ниже и ниже. Помещичьи имения разорялись, что вынуждало помещиков закладывать земли. Вот почему в 40-50-е годы редкое имение не было заложено в различных кредитных учреждениях России. Историк Е.А.Мороховец доказывает нам это: в Тульской, Калужской, Рязанской, Тамбовской областях было заложено около 70 % имений, в Орловской, Пензенской и Саратовской доходил до 80 %, а в Казанской даже до 84%. Сам факт залога имений и крепостных крестьян в его составе (что практиковалось довольно часто) ярко свидетельствовал о разложении крепостнической системы в России.

 Большинство помещиков вело своё хозяйство по старинке, увеличивая доход не за счёт улучшения ведения хозяйства, а за счёт усиления эксплуатации крепостных. Это привело к тому, что крестьянин был вынужден платить больший оброк, чем составлял его личный доход. Наличие дарового крестьянского труда и полное отсутствие желания у помещиков к развитию собственного хозяйства делало невозможным внедрение машин. Но в то же время труд крепостных крестьян был крайне непроизводителен. Стремление помещиков увеличить его производительность сопровождались различными издевательствами над крестьянами, что практически официально было разрешено крепостным правом. "Большая часть крестьянства в России рабы", — признавал ещё в начале XIX века император Александр I, не сделавший в то же время ничего для улучшения положения этого самого крестьянства. И Николай II, вторя своему предшественнику, пишет спустя 50 лет после отмены крепостного права: "Постыдное рабство со всеми его проявлениями, жестокостью, самодурством, полным унижением человеческого достоинства и грубостью нравов царило на Руси в дореформенное время. Это рабство носило название крепостного права; какая-то насмешка над словом и понятием: "право".

 Следовательно, Россия в середине XIX века находилась на грани крестьянского бунта, "бессмысленного и беспощадного". Жестокая эксплуатация крестьян обуславливала нищенский уровень их жизни. На протяжении всей первой половины XIX века размеры оброка непрерывно увеличиваются. Так, средний душевой оброк в конце XVIII века равнялся 5 рублям, в середине же XIX века средний оброк с тягла составил от 12 до 27,5 рублей. Наличие революционной ситуации признавал даже император Александр II, утверждавший ещё в 1856 году: "Лучше начать уничтожать крепостное право сверху, нежели дождаться того времени, когда оно начнёт само по себе уничтожаться снизу".

 Глубокие социальные противоречия, вызванные в первую очередь крепостным правом, были на лицо: создалась ситуация, когда "низы больше не хотят", что и выразилось в увеличении волнений среди крестьянства. Для сравнения приведём официальные данные того времени:

 1831—1840 гг.………..328 крестьянских волнений.

 1840—1850 гг.………..545 крестьянских волнений.

 1850—1850 гг.……….1010 крестьянских волнений.

 Последний «гвоздь в крышку гроба» крепостного права вбила Крымская война, показавшая, что Россия потерпела поражение именно в силу того, что она была отсталой, феодально-крепостнической страной, которой противостояли развитые капиталистические страны. После Крымской войны в России создалась революционная ситуация: низы—крепостные крестьяне, не могли больше выдерживать на себе тяжесть крепостного права, а верхи—самодержавие, уже не могли управлять империей в рамках старой, отжившей системы крепостного права.

Царское правительство, потерпев поражение в Крымской войне, видя, что экономика России не способна в рамках крепостнической системы к саморазвитию и будучи поставленным перед фактом усиления крестьянского движения против крепостничества, вынуждено было всерьёз заняться крестьянским вопросом.

2.3. Подготовка крестьянской реформы

Первые шаги правительства Александра II по подготовке отмены крепостного права соответствовали сложившимся реформаторским традициям предшествовавшего царствования. Созданный в январе 1857 года очередной Секретный комитет заимствовал из опыта Секретных комитетов Николая I — и секретность обсуждения и во многом программу: постепенная ликвидация крепостной зависимости при сохранении монопольного права собственности помещиков на землю и права пользования крестьян наделами за повинности. Состав Секретного комитета мог гарантировать защиту классовых интересов крепостников-помещиков. Все члены Комитета были известны своим консерватизмом и ретроградностью: граф Адлерберг, Муравьёв, князь Гагарин, барон Корф, Ростовцев.

Однако социально-политические условия конца 50-х гг. XIX века были принципиально новыми. В стране назревала первая революционная ситуация. Вся система государственной власти переживала кризис. И это не замедлило сказаться на действиях правительства. Рескрипт от 20 ноября 1857 года на имя виленского генерал-губернатора В.И. Назимова резко покончил с традиционным подходом к крестьянскому вопросу. Впервые правительство гласно признало необходимость отмены крепостного права. Этот акт власти, отвечавший требованиям либеральных помещиков, расходился с устремлением крепостнического большинства дворянства. Вынужденно примирившись с неизбежностью реформы, крепостники постепенно подчинились решительным действиям власти. Повсеместно открывались губернские дворянские комитеты для разработки проектов реформы. Дворянство впервые в массе своей вышло на арену политической жизни, и это обнаружило в нём наличие различных интересов и течений.

 Все проекты губернских дворянских комитетов условно можно разделить на три основные группы:

а) сохранение крепостного права (костромской, воронежский, черниговский, курский, московский комитеты);

б) личное освобождение крестьян при сохранении за дворянством полного права на землю, вотчинных прав над крестьянами и первенства дворянства над другими сословиями (основа — петербургский комитет);

в) поддержка позиций правительства в вопросе о проведении реформы (комитеты Тверской, Харьковской, Калужской областей).

 Первые две группы выражали взгляды наиболее богатых, консервативных, титулованных помещиков. Типичные представители этих групп—предводитель петербургского дворянства граф Шувалов и князь П.П. Гагарин.

 Шувалов предложил сохранить за землевладельцами право феодальной собственности на землю, передать землю в "бессрочное пользование" крестьянам с сохранением вотчинной власти помещика и с обязанностью крестьян выполнять определённые натуральные и денежные повинности. Немногим отличался и проект П.П. Гагарина. Он предложил освободить крестьян без полевой земли с предоставлением ему лишь усадебного участка. Проект рассчитан на то, что крестьяне будут арендовать у помещика землю на тех же кабальных условиях, что и при крепостном праве.

 Предводитель тверского дворянства Унковский в своём проекте предлагал освободить крестьян от крепостной зависимости с обязательным наделением их усадебной и полевой землёй, но с условием вознаграждения помещиков и со стороны крестьянина, и со стороны государства[20].

 В конце 1858 года Главный комитет (Секретный комитет в феврале 1858 года был переименован в Главный) на двух заседаниях— 26 октября и 4 декабря—под председательством Александра II принципиально пересмотрел прежнюю программу реформ. Конечной целью реформы было признано постепенное превращение крестьян в собственников своих наделов посредством выкупа. Признание идеи выкупа открывало перспективы для буржуазного развития аграрного строя. Разработка проектов реформы на основе новых буржуазных начал не могла быть выполнена наличными органами государственной власти—Государственным комитетом и Государственным советом. Абсолютное большинство сановников этих государственных учреждений являлись крепостниками. В марте 1859 года было создано новое особое учреждение—редакционные комиссии, призванные разработать максимальное количество проектов по крестьянской реформы.

 Большинство проектов этих комиссий сводились к тому, чтобы предоставить крестьянам личную свободу и имущественные права. Отличительный характер проектов реформы состоял в неразрывной связи отмены крепостного права с конечной целью реформы—переходом крестьян на выкуп[21]. Все материалы работы редакционных комиссий поступали в Главный комитет, который, систематизировав их предложения, передал 14 января 1861 года на рассмотрение Государственного совета окончательный проект крестьянской реформы.

 Проект был принят Госсоветом 17 февраля 1861 года, а 19 февраля того же года Александр II подписал Манифест об освобождении крестьян в составе ещё 17-ти законодательных актов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В заключение работы отметим основные положения.

По Ключевскому, у истории крепостного права есть два этапа: холопское и крестьянское крепостное право, причем второе исторически и юридически исходит из первого путем развития и формирования производных видов.

В советской историографии начиная с Б. Д. Грекова утверждается концепция постепенного зарождения и разви­тия крепостного права со времен «Русской Правды» через судебники XV—XVI вв. и до Соборного Уложения 1649 г. В дальнейшем большинство историков отказались видеть крепостное право в законодательстве до конца XV в. Неко­торые из них в качестве компромисса стали проводить раз­граничение понятий «крепостничество» — проявление вне­экономического принуждения в различных формах при феодализме — и «крепостное право» — прикрепление кресть­ян к земле феодала в законодательстве, начиная с конца XV в. В данной работе мы будем придерживаться последней точки зрения, то есть попытаемся проследить становление крепостничества от Киевской Руси до принятия Соборного Уложения 1649 г.

Все известные нам источники дают нам основания считать Россию земледельческой страной. Старец Нестор, составитель «Повести временных лет», подчеркивает в легенде о призвании варягов: «Земля наша велика и обильна». Древний славянский календарь с его названиями месяцев родился безусловно в земледельческом обществе, так как он делит время по ходу земледельческих работ: сечень, сухой, березозол, травень, кветень, серпень, вресень (от «врещи» – молотить). В былинном эпосе эпосе главнейшая фигура богатыря  - Микула Селянинович, пахарь.

Это положение определяет и дальнейшую историю нашей страны. В земледельческой среде процесс образования классов мог протекать прежде всего в связи с появлением частной собственности на землю, наиболее сильным экономически классом мог стать в первую очередь класс землевладельцев, в их руках неизбежно должна была оказаться и власть. Основным производителем благ, необходимых для жизни человека и всего восточно-славянского общества в целом, был в это время свободный крестьянин, земледелец-общинник.

Поместная система подготовила коренную перемену в судьбе крестьянства. До конца XVI века крестьяне были вольными хлебопашцами, пользовавшиеся правами свободного перехода с одного участка на другой, от одного землевладельца к другому. Но эти переходы создавали большие неудобства как для общественного порядка, так и для государственного хозяйства и особенно для хозяйства мелких служилых - землевладельцев,  у которых богатые вотчинники и помещики сманивали крестьян, оставляя их без рабочих рук, а следовательно, без средств исправно отбывать государственную службу. Вследствие этих затруднений правительство царя Федора издало указ, отменивший право крестьянского выхода, лишивший крестьян возможности покидать занятые ими земли.

В XVII в. завершается процесс установления крепостничества. Он связан со Смутой начала века и последующим восстановительным периодом 20—50-х гг. Вся история  Московского государства в XVII столетии развивается в прямой зависимости от того, что произошло в смутную эпоху.
Страшное разорение страны в Смуту создало для московского правительства ряд финансовых затруднений, которые обуславливали всю его внутреннюю политику и вызвали окончательное прикрепление посадского и сельского населения.

Личная, поземельная и административная зави­симость крестьян от землевладельцев в России известна с XI в., а юридическое оформление по­лучила в конце XV–ХVI в. крепостным пра­вом, которое было отменено в 1861 г. крестьянской рефор­мой.

Прикрепление крестьян к земле началось в XIV в., когда в междукняжеских договорах записыва­лось обязательство не переманивать друг у друга черно-тяглых крестьян. С середины XV в. издается ряд грамот великого князя, в которых устанавливался единый для всех феодалов срок отпуска и приема крестьян. В тех же грамотах указыва­лось на обязательство уплачивать за уходящего крестьянина определенную денежную сумму. Размер «пожилого» (платы за проживание крестьянина на земле господина) зависел от того, находился ли двор в степной или лесной полосе и от срока проживания.

Первым юридическим актом в этом направлении стала ст. 57 Судебника 1497 г., установившая правило Юрьева дня (оп­ределенный и очень ограниченный срок перехода крестьян, уплата «пожилого»). Затем это положение было развито в Судебнике 1550. С 1581 г. вводятся «заповедные лета», в течение которых даже установленный переход крестьян запрещался. Состав­лявшиеся в 50–90 гг. XVI в. писцовые книги стали докумен­тальным основанием в процессе прикрепления крестьян. С конца XVI в. начали издаваться указы об «урочных летах», устанавливавшие сроки сыска и возвращения беглых крес­тьян (5–15 лет). Заключительным актом процесса закрепоще­ния стало Соборное Уложение 1649 г., отменявшее «урочные лета» и устанавливавшее бессрочность сыска. Закон опреде­лял наказания для укрывателей беглых крестьян и распро­странял правило о прикреплении на все категории крестьян.

Прикрепление развивалось двумя путями – внеэкономи­ческим и экономическим (кабальным). В XV в. существовали две основные категории крестьян – старожильцы и новоприходцы. Первые вели свое хозяйство и в полном объеме несли свои повинности, составляя основу феодального хозяйства. Феодал стремился закрепить их за собой, предотвратить переход к другому хозяину. Вторые, как вновь прибывшие, не могли полностью нести бремя повинностей и пользовались определенными льготами, получали займы и кредиты. Их за­висимость от хозяина была долговой, кабальной. По форме зависимости крестьянин мог быть половником (работать за половину урожая) или серебряником (работать за проценты).

Основным документом, закрепившим права землевладель­цев на беглых крестьян и бобылей (одиноких безземельных крестьян), стали переписные книги 1626 г. Закрепление крес­тьян и бобылей без права перехода было позже зафиксировано в актах: в наказе писцам 1646 г., соборном приговоре 1649 г. об отмене «урочных лет» и в гл. XI Соборного Уложе­ния. Землевладельцам запрещалось принимать не только крестьян, записанных в писцовые книги, но и членов их семей по прямой нисходящей (вплоть до четвертого колена: правнуков) и по боковой нисходящей (до третьего колена: детей племянников), включая жен и мужей. Крепостное со­стояние стало наследственным. Крестьяне были подсудны суду своих землевладельцев по ши­рокому кругу дел (кроме татьбы, разбоя и убийства), несли имущественную ответственность по долгам своих господ.

Внеэкономическая зависимость в чистом виде проявля­лась в институте холопства. Последнее значительно видоиз­менилось со времен Русской Правды: ограничиваются источ­ники холопства (отменяется холопство по городскому ключничеству, запрещается холопить «детей боярских»), учаща­ются случаи отпуска холопов на волю. Закон отграничивал поступление в холопство (самопродажа, ключничество) от поступления в кабалу. Развитие кабального холопства (в отли­чие от полного кабальный холоп не мог передаваться по заве­щанию, его дети не становились холопами) привело к уравни­ванию статуса холопов с крепостными.

С конца XV в. кабальное холопство вытесняет холопство полное. Одновременно расширяются юридические права этой категории крестьян: участие их в гражданско-правовых сделках, свидетельство в суде (в XIII в. в качестве свидетеля мог выступать боярский тиун, в XV в. – дворский тиун, в XVII в. такое право получают все холопы). Кабальное холопство, вместе с тем, превращалось в форму зависимости, которая стала с XVI в. распространяться на новые слои свободного населения, попадавшие в экономическую зависимость. При этом основой зависимости становился не заем имущества, а договор личного найма.

Что касается второй части работы, то здесь отметим следующее.

Крестьянская реформа, как, впрочем, и, все остальные, проводилась по инициативе правительства, которое опиралось на довольно узкий круг чиновничьей бюрократии (либералов) и просвещенного дворянства. Ибо основная масса дворян не была заинтересована в отмене крепостного права.

Подготовка отмены крепостного права началась в январе 1857 г. и прошла несколько этапов. Поначалу ею занимался Секретный комитет по крестьянским делам, составленный из числа особо доверенных импера­тору Александру II лиц, под общим руководством шефа жандармов А.Ф. Орлова. Но вскоре подготовка реформы вышла за пределы секретного комитета, когда император привлек к работе местные дворянские силы. Были созданы губернские комитеты для выработки мер «по улучшению быта помещичьих крестьян», деятельность которых стала освещаться в печати. Приобрела гласность и работа правительственного комитета, ко­торый был переименован в Главный Комитет по крестьянскому делу, вер­ховным куратором которого оставался сам император.

В 1859 г. для сведения воедино проектов, созданных губернскими ко­митетами, и выработки общей платформы были созданы Редакционные Комиссии. Они проделали огромную работу, пытаясь объединить интере­сы разных групп помещиков, от откровенно крепостнических (в черно­земных губерниях) до радикально-буржуазных (в Нечерноземье), зависев­ших от разных причин: плодородия почвы, особенностей климата, близо­сти рынков сбыта и т.п.

В результате 19 февраля 1861 г. был подписан и 5 марта обнародован «Манифест об освобождении крестьян». Вместе с ним вышли «Общее по­ложение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости» и ряд част­ных «положений», разъясняющих условия освобождения.

Таким образом, реформа, освободив крестьян и превратив их в собст­венников земли, создала условия, при которых развитие этого процесса сдерживалось различными факторами. С другой стороны, в этих условиях сдерживалось и превращение малоземельного крестьянина в свободного продавца рабочих рук – наёмного рабочего. Но и в такой форме кресть­янская реформа вызвала бурный рост капитализма в стране. Особенно российская промышленность ощутила на себе ее благотворное влияние, получив в лице освобожденных крестьян неиссякаемый источник рабочей силы для промышленных предприятий. Изменилось и положение дворян­ства. Потеряв власть над крестьянами, многие помещики обуржуазились, вступили на путь капиталистического предпринимательства. Часть их ра­зорилась и продала земли, которые перешли в руки предприимчивых кре­стьян, иностранных колонистов, развивавших свое хозяйство по фермерскому американскому пути. Но дворянство сохранило при этом все свои сословные права и привилегии, звания и титулы, особое положение в чиновничье-бюрократическом аппарате.

Освобождение крестьян от крепостничества повлекло за собой ряд мер по реформированию государственного управления Российской империи.

В целом роль крепостничества в России оценивается неодно­значно. Оно помогало государству в восста­новлении и подъеме производительных сил, регулировании процесса колонизации огромной территории и решении внеш­неполитических задач, но при этом консервировало неэф­фективные социально-экономические отношения. Одни ис­следователи считают, что перед Россией в XVI в. была альтернатива развития, минуя крепостное право (Н. Е. Но­сов), другие оценивают XVI—XVII вв. как расцвет крепост­ничества, третьи — как последний резерв клонящегося к «нисходящей» фазе феодализма.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.   Белковец Л. П., Белковец В. В. История государства и права России. Курс лекций. — Новоси­бирск: Новосибирское книжное издательство, 2000. – 216с.

2.   Буганов В.И., Преображенский А.А., Тихонов Ю.А. Эволюция фео­дализма в России. М., 1980.

3.   Воронин А.В. История Российской Государственности. Учебное пособие. М.: «Проспект», 2000 год.

4.   Джаншиев Г.Д. А.М. Унковский и освобождение крестьян. – М., 1894;

5.   Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселёва. – М., 1958;

6.   Дружинин Н.М. О крестьянской реформе 1861 года // Вопросы истории. №7, 1989;

7.   Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Русская история: От Екатерины Великой до Александра II - М.: Мысль, 1994.

8.   Зайончковский П.А. Отмена крепостного права в России. – М.,1968;

9.   Исаев И.А. История государства и права России: Учеб. пособие.  — М.: Юрист, 1993. ― 272 с.: ил.

10.История отечественного государства и права. Учебник. Ч.1,2 /Под ред. О.И.Чистякова. М., 2002.

11.Казанцев Б. Н. Законодательство русского царизма по регулированию крестьянского отхода в XVII—XIX вв. // Вопросы истории. 1970. № 6. С. 20—22.

12.Карамзин Н.М. История государства Российского - Ростов-на-Дону, 1994;

13.Ключевский В.О., Происхождение крепостного права в России. Опыты исследования. – М., 1989;

14.Маньков А.Г. Законодательство и право России второй половины XVII в. – М.: Наука. 1998. – 216 с.

15.Маньков А. Г. Развитие крепостною права в России во второй половине XVII в. М.; Л., 1962

16.Новосельцев А. П., Сахаров А. Н. История России с древнейших времён – М., 1996;

17.Пушкаренко А. А. Обычное право позднефеодальной эпохи // Социально-политическое и правовое положение крестьянства в дореволюционной России. Воронеж, 1983. С. 21—23.

18.Стивен Хок. Крестьянская реформа и выкупная операция в России // Великие реформы России./ под общ. ред. Захарова Л.Г. – М., 1992;

---