Крестьянская община в дореформенный период

Крестьянская община в дореформенный период

Калининград 2011

Содержание

Структуры и управление общиной

Особенности общины у государственных, удельных и помещичьих крестьян

Функции общины

Список использованной литературы

Как видим, община решала сложные задачи. В сущности, как и до XVIII в., каждая община оставалась самодостаточной, хотя ее связи с внешним миром посредством прежде всего рынка в течение XVIII-первой половины XIX в. возросли. По-прежнему двойственность стоявших перед общиной задач - служение крестьянству и государству - обусловливала наличие в ней двух структур - официальной и неофициальной. Официальная структура деревенской общины предназначалась для реализации государственных задач, неофициальная - для реализации групповых и сословных интересов крестьянства. Неофициальная структура не санкционировалась государством де-юре, но и не отвергалась им, так как взять на себя выполнение ее многочисленных функций государство и помещики не имели возможности. Обе структуры не могли быть разграничены друг от друга, соответственно и строгого разделения функций между ними не могло быть. Несмотря на это, крестьяне, государство и помещики отчетливо отделяли их друг от друга, основываясь на простом критерии: что существует по закону или распоряжению властей и удовлетворяет их интересы - то казенное и помещичье, что существует по обычаю и традиции и удовлетворяет потребности крестьян - то мирское. Попробуем и мы разделить и проанализировать порознь обе структуры с точки зрения:

1) права и морали, которые диктовали нормы жизни и поведения;

2) способов воздействия, с помощью которых поведение крестьян приводилось в соответствие с правом и моралью;

3) органов управления и руководителей, которые осуществляли текущее руководство.

В императорский период официальное право применялось главным образом к некрестьянам. По отношению к крестьянам закон имел силу в трех случаях:

1) когда они вступали в отношения с государством, например, при уплате налогов, выполнении рекрутской, дорожной и других повинностей;

2) когда они имели дела с некрестьянами, например, заключали с ними сделки, совершали в отношении их преступления и т.д.;

3) когда они сами обращались к коронным властям за помощью, с жалобами или в коронный суд. Большее число гражданских и уголовных дел, касающихся крестьян, регулировалось обычным правом. Оно не было кодифицировано, в применении его норм не было четкости и единообразия, дела решались ad hoc, т.е. применительно к конкретному случаю. Между законом и обычаем имелись серьезные различия, что являлось главным фактором частых конфликтов между крестьянами, с одной стороны, и помещиками и государством, с другой. В сущности все бунты крестьян имели правовую основу - расхождение между законом и обычаем, так как многое из того, что казалось справедливым крестьянам и соответствовало обычаю, не казалось правильным администрации и помещикам и не соответствовало закону, и наоборот. В сборнике В.И. Даля все пословицы отзываются о законе отрицательно ("Где закон, там и обида"; "Хоть бы все законы пропали, только бы люди правдой жили"), напротив, обычай уважается, ставится выше закона ("Обычай старше, сильнее закона") и рассматривается как выражение правды, как руководство к жизни ("Не нами установилось, не нами и переставится"; "Не долго той земле стоять, где учнут уставы (обычаи. - Б. М.) ломать").43 (Подробнее об этом см. в главе VIII "Право и суд, преступления и наказания".) Несмотря на это, до середины XIX в. государству удавалось удерживать конфликт между законом и обычаем в определенных рамках, а многие нормы обычного права даже использовать в своих интересах, например, общинную форму собственности, переделы земли, круговую ответственность за налоги и нераскрытые преступления. Необходимо подчеркнуть, что негативная оценка крестьянами закона вовсе не свидетельствует об их нигилизме к правовому регулированию общественных отношений, как часто думают и ради доказательства чего цитируют эти пословицы. Негативизм к закону указывает лишь на наличие противоречий между ним и обычаем.

Противоречия наблюдались также между моральным кодексом крестьянства и кодексом, действовавшим в среде других сословий. Эти противоречия касались как существа этих норм, так и их применения. Например, с точки зрения крестьянина, было аморально не накормить незнакомого проезжего человека и не предоставить ему ночлег, или отказать нищему и сироте в помощи, или не угостить гостя; аморальным считалось брать проценты за данные в долг деньги, не прийти на помощь односельчанину, попавшему в беду (пожар, падеж скота и т.д.). С точки зрения крестьянина, обмануть соседа или родственника - аморально, а обмануть в интересах крестьян чиновника или барина - безнравственным не считалось; украсть что-либо у соседа, нарушить его межу, нарубить дров в общинном лесу - аморально, а нарвать фруктов в помещичьем саду, нарубить дров в его лесу или запахать его землю - вовсе не безнравственные поступки. Отсюда проистекала противоречивость в оценках нравственных устоев крестьянства со стороны образованного общества. Одним "сельский люд представляется каким-то извергом, отребьем рода человеческого, лишенным всякого понятия о законе, нравственности, справедливости и долге", другие считали крестьян "чуть ли не аркадскими пастушками", а дворянство славянофильских убеждений переносило "на крестьян все самые светлые и высокие идеалы человеческого совершенства", - констатировал известный историк, публицист, бывший по совместительству и помещиком, К.Д. Кавелин.

На практике поведение отдельных крестьян нередко отклонялось от общепризнанных в общине норм. Тем не менее именно они являлись стержнем реальных взаимоотношений, на них ориентировалась община, заставляя отклонившегося от них человека вернуться на путь истинный с помощью хорошо разработанной системы социального контроля и наказаний. Наиболее действенными были неформальные социальные санкции. Нарушителя изводили "шпильками", прозвищами, пренебрежительным отношением, смехом, выставлением в смешном свете и переоценкой его качеств с помощью сплетни. Сплетня, или молва, была вездесуща, как говорила пословица: "Молва в окно влезет; молву поветрием носит; от молвы не уйдешь". Она угрожала человеку потерей уважения, дурной славой и ухудшением его отношений с односельчанами: "Дурную славу нажить - как пить попросить; в хорошие люди попасть - не стожок скласть". Стандарты общины ощущались весьма сильно, и сообразовываться с ними приходилось со всей серьезностью, так как нарушать ожидания тех, с кем человек привык считаться, с кем себя отождествляет, к кому эмоционально привязан, психологически очень трудно и опасно. Мало кто мог долго вынести состояние враждебности с общиной. После того как неформальные санкции против нарушителя оказывались бессильными, вступали в силу формальные санкции - штраф, наказания розгами, конфискация и распродажа имущества, арест, исключение из общины, сдача вне очереди в солдаты, отправление в ссылку или тюрьму. В редких случаях, когда речь шла о конокрадах, неисправимых злостных ворах, крестьяне применяли самосуд, кончавшийся, как правило, смертью. Несмотря на всю тяжесть формальных санкций, неформальный контроль играл все же более важную роль. Общественное мнение оказывало сильное и постоянное давление на крестьян, сводя на нет отклонения от принятых норм поведения. "Слово держат все; слово же, то есть мирское неодобрение, более всего наказывает. Телесные наказания употребляют для непослушных и невоздержанных. Денежного штрафа очень боятся, но еще больше - общественного неодобрения, бросающего порок на весь дом".46 Общественное мнение иногда оформлялось письменными или устными приговорами крестьянских сходов, но чаще всего оно выражалось неформально, в устной форме - в насмешках, замечаниях, восхищении. Общественное мнение не только осуждало и высмеивало неловкость, физическую слабость, неспособность делать нормальную для крестьян работу, но и выражало одобрение лицам, добивавшимся успехов в хозяйстве, ремесле, пении и т.п.

Для крестьянина имело значение мнение не только односельчан, но и жителей ближайшей округи, с которыми он постоянно общался. Кавелин рассказывает показательный в этом отношении случай. В 1861 г. он как помещик составил полюбовно со своими крестьянами уставную грамоту о разделе земли и условиях ее выкупа. Но по закону грамота вступала в силу только после утверждения ее властями. Кавелин полагал, что до этого момента отношения между ним и его крестьянами должны были оставаться на прежних основаниях. Однако крестьяне отказались идти на барщину. "Слух о том, что мы вышли на чистую волю, - говорили пришедшие к нему объясняться старики, - разошелся на сто верст кругом нас (курсив мой. - Б. М.), а мы (на барщине. - Б. М.) будем работать? Каждый будет над нами смеяться; и то уже работники наши, глядя на наши сборы, дразнят нас: где же ваша чистая воля? Нам стыдно им в глаза глядеть. Уж если такой позор нам сносить, так пусть лучше нас мировой посредник разведет и пойдет дело по закону, как ему быть". Кавелин поделился с крестьянами своими опасениями в том, что они, когда уставная грамота будет утверждена, могут отказаться от достигнутых условий, а на барщину все равно не пойдут, ибо отмененную однажды барщину восстановить невозможно. Крестьяне попросили Кавелина провести на земле черту и сказали: "Кто согласен подписать грамоту, пусть становится по правую руку (от черты. - Б. М.), а кто не согласен - по левую. Да смотрите, старики! Кто теперь смолчит, а после станет спорить, того мы накажем розгами. Говори теперь: кто с чем не согласен". Все до единого перешли на правую сторону. "Давайте же руки для большей прочности вашего слова", - сказал Кавелин. Все до единого подали руки: рукобитье при заключении сделки было равноценно клятве.

Наличие сильного социального контроля в общине, как мне кажется, находит свое объяснение в том, что в рассматриваемое время крестьяне не обладали еще способностью к сильному внутреннему самоконтролю. Как известно, самоконтроль может основываться на страхе наказания и ожидании награды (внешний самоконтроль) или на сознательном и добровольном следовании существующим правилам и нормам поведения (внутренний самоконтроль). При преобладании внешнего самоконтроля необходим аппарат наблюдения и принуждения, потому что человек, поступивший не по правилам, не "казнит самого себя", а, напротив, может быть довольным тем, что его проступок остался незамеченным. Так, например, ведут себя дети. Взрослые крестьяне в своем кругу, в своем мире отличались в целом моральным поведением и при совершении проступков, которые рассматривались не только как преступление, но и как грех, страдали угрызениями совести: "Злая совесть стоит палача"; "С совестью не разминуться, душа не сосед - не обойдешь". Однако имеющиеся данные позволяют думать, что поведение крестьян в большей степени основывалось на внешнем контроле, на убеждении, что все поступки человека учитываются Богом, на желании избежать наказания в этом или потустороннем мире, а также на стремлении иметь хорошую репутацию у односельчан, что нашло отражение в пословице: "Грех не беда, молва не хороша. Что-то скажут на улице". Угрызения совести, когда они случались, отражали не столько раскаяние перед внутренней совестью, сколько перед Богом, которому все грехи известны: "Все на свете по грехам нашим дается".

При недостатке внешнего контроля как христианские заповеди, так обычай и закон довольно легко нарушались ("Без греха веку не изживешь, без стыда рожи не износишь"; "Кто Богу не грешен, царю не виноват?"). Этому имелось даже моральное оправдание: "Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - не спасешься". Крестьяне с легкостью присваивали найденные вещи, даже если они точно знали, кому они принадлежат: "Плохо лежит - брюхо болит, мимо пройти - дураком назовут". Один современник отмечал: - "Мелкое воровство - дело самое обыкновенное и совершается на каждом шагу, так что его и преследовать нельзя: сил не хватит. Воровство съестного есть что-то физиологическое, такое же неотразимое и невольное, как страсть к вину", что отразилось в пословице: "Грех воровать, да нельзя миновать". Известный писатель В.Г. Короленко, разделявший в молодости народнические иллюзии и веривший в глубочайшую нравственность крестьян и их неспособность нарушить нравственные законы, был глубоко разочарован, когда при близком знакомстве с крестьянами не обнаружил этого. "С глухими местами у нас вообще связано представление об элементарных, простейших добродетелях. Я сначала думал то же, видя, например, как хозяева оставляют избы без запоров. Значит, думал я, хоть кражи-то здесь неизвестны. Но и в этом я ошибся. Впоследствии меня поразило обилие глаголов, которыми обозначалось понятие кражи. <. > Вообще на прочность этой первобытной нравственности рассчитывать нельзя. Это какое-то странное состояние неустойчивого нравственного равновесия, могущее качнуться в любую сторону".

В общине существовала структура должностей: староста, сборщик податей, писарь, десятские, сотские и т.п. Коронная администрация в государственной деревне и помещики в своих вотчинах, как правило, не решались назначать на общественные должности своих, независимых от общины лиц - это было бы дорого и неэффективно. Они использовали руководителей, выдвигаемых самими крестьянами, контролируя их выбор. Но, делегируя выборным власть, они вместе с тем строго контролировали выполнение ими полицейских и податных обязанностей. Деятельность выборных по организации повседневной жизни деревни мало заботила власти, но зато очень волновала общину, и в этой своей ипостаси выборные находились под ее неусыпным контролем. За плохое выполнение официальных обязанностей выборных ожидало наказание со стороны коронной администрации и помещика, а за нерадение об общинных интересах - осуждение и санкции со стороны крестьян. Как показывает практическая деятельность выборных, они крайне редко выходили из-под контроля общины и превращались во враждебную и стоящую над крестьянами силу. Причины этого состояли в том, что выборные регулярно переизбирались, не имели никаких существенных привилегий (не освобождались даже от платежа налогов и повинностей), продолжали заниматься крестьянским трудом, находились под контролем общественного мнения, в случае злоупотребления властью им грозил крестьянский самосуд. Словом, выборные не теряли связи с крестьянством, и их интересы в большей мере совпадали с интересами общины, чем помещика или коронной администрации. Как правило, выборные выступали в роли защитников общины, ее ходатаев, организаторов. Несмотря на угрозу наказания, часто именно выборные возглавляли крестьянские бунты. Естественно, положение выборных, обязанных служить двум господам одновременно, было нелегким, и важные общественные должности рассматривались крестьянами как почетная, но тяжелая обязанность. "В попах сидеть - кашу есть, а в сотских - оплеухи. На старосту не челобитчик, а от миру не прочь", - говорили крестьяне.

Когда же выборные забывали об интересах крестьянства - это иногда случалось в помещичьих имениях, против них принимались ответные меры. Такие выборные переизбирались, а если власти защищали их, крестьяне не останавливались и перед бунтом. Наиболее часто отрывались от крестьян писари, должность которых за отсутствием грамотных в деревне нередко превращалась в наследственную. Пользуясь неграмотностью крестьян, некоторые из них злоупотребляли властью, использовали общественную должность для личного обогащения. Но в конце концов, когда крестьянам становились известны злоупотребления выборных, они добивались их смещения, если власти не шли на уступки - применялся самосуд.

Таким образом, выборные являлись одновременно официальными и неофициальными руководителями. Будучи утвержденными властями, они являлись официальными должностными лицами и обязаны были проводить в жизнь официальные интересы, но, как избранные на общественные должности по воле крестьян, они должны были выражать и в действительности выражали крестьянские интересы.

Мирские дела находились в руках наиболее солидной части крестьянства, поскольку важные выборные должности занимали "мужики зажиточные, порядочные и добрые", "честного поведения, предпочтительно грамотные, сметливые, рассудительные, во всех отношениях ловкие",52 обычно в возрасте 40-60 лет. При избрании на самую важную должность старосты сход принимал решение, или выбор, которое включало формулу доверия ("мы ему верим; понеже он человек добрый и правдивый, истинное его дело будет") и обязательство крестьян быть ему послушными ("а нам, мирским людям, быть ему во всем послушным"). По окончании службы выборный получал утвержденный на сходе аттестат, в котором оценивалась его работа. Вот выдержка из типичного аттестата, выданного старосте: "В бытности его во управлении сей должности вел себя добропорядочно, с подчиненными ему обходился благопристойно, ласково и снисходительно, в разбирательстве наблюдал долг присяги, предубежденьев (обид. - Б. М.) никому не чинил, и жалоб на него ни от кого не принесено, почему и заслужил себе справедливую от общества благодарность, которого впредь принимать в мирских советах за достойного в чести человека". Формулы избрания и аттестации были всюду похожими, потому, вероятно, что обобщали те качества, которые требовались от выборного лица. Как свидетельствуют аттестаты, положительной оценки заслуживала только та деятельность, которая была направлена на удовлетворение крестьянских интересов.

Подлинными неформальными лидерами общины являлись старики - мужчины в возрасте 60 лет и старше, сохранившие трудоспособность, ясный ум и являвшиеся главами хозяйств. Старики, обладавшие большим опытом, служившие в свое время по выборам, пользовавшиеся репутацией честных, справедливых людей, объединялись в неформальную организацию - "совет стариков" и составляли наиболее влиятельную группу лиц в общине. Любое важное дело рассматривалось прежде всего ими, и их мнение при обсуждении проблемы на сходе было решающим. Высокий престиж стариков объяснялся тем, что общинная жизнь строилась не по науке, не по книгам, а по устной традиции, переходившей от старшего поколения к молодежи. В такой ситуации самыми компетентными оказывались старики, так как именно они знали обычай и традиции лучше других и являлись в полном смысле живой, ходячей энциклопедией. "В общественном быту здешних крестьян свято сохраняется порядок старинный, христианский. Всякая власть уважается, как данная от Бога. Главное основание общественного устройства есть уважение к старикам и их общему приговору. <. > Староста, сам собой, не решается ни на что важное, касающееся всего общества, без стариков. На мирских сходках редко крестьянин моложе сорока лет возвышает голос: взаимная доверенность к избираемому начальству и сонму стариков так велика, что молодежь считает предосудительным что-либо говорить на сходке", - засвидетельствовал один из современников - помещик Нижегородской губернии в 1848 г.

Выборные являлись исполнительной властью в общине. С точки зрения коронной администрации и помещиков, во всех вопросах, касающихся общественного порядка, налогов и повинностей, выборные должны были исполнясь их волю, в остальных вопросах крестьянской жизни - волю общины. Однако с точки зрения крестьян выборные должны были всегда и во всем служить общине и выполнять волю схода - общего собрания глав хозяйств. В сущности сход и олицетворял общину, поэтому когда речь идет об общине, то обычно имеется в виду именно сход. На практике получалось так, что ни выборные, ни отдельный крестьянин ничего не могли предпринять без решения схода. Даже указания администрации и помещика, прежде чем претвориться в жизнь, должны были получить мирское согласие на сходе. Правительство и помещики сознавали силу схода и поэтому стремились любыми средствами добиться от него одобрения своих указаний, особенно непопулярных у крестьян. Таким образом, не только в казенной или удельной деревне, но и в помещичьей вотчине община обладала значительной автономией от коронной и помещичьей власти, пользовалась самоуправлением и имела реальные средства отстаивать свои интересы.

Все ли крестьяне и в какой степени участвовали в самоуправлении? По обычаю, решения на сходах принимали только дворохозяева-мужчины (которые также назывались главами хозяйств, большаками или патриархами), хотя присутствие на сходе любого крестьянина не запрещалось. В XVIII-первой половине XIX в. средняя населенность двора составляла 8-9 человек, имелись одинокие и вдовы с детьми, поэтому патриархи составляли не более 10% всего населения общины. Следовательно, теоретически всего около 10% крестьян имели право участвовать в сходах, в крестьянских судах, избираться на различные выборные должности. И фактически это право использовали все дворохозяева, хотя в разной мере. Когда в повестке схода стояли принципиальные вопросы, такие как передел земли, распределение налогов и повинностей, обсуждение какого-либо важного преступления, распоряжения начальства, то собирались все наличные здоровые патриархи, при решении второстепенных вопросов - наиболее заинтересованные. Но какие бы вопросы ни обсуждались на сходах, влияние отдельных крестьян на принятие решений было различным - пропорциональным их престижу. Голос патриарха зависел от величины и зажиточности семьи, которую он представлял. Поскольку именно размер семьи, как правило, в решающей степени определял ее благосостояние, а он колебался от 3 до 50 и более человек, то соответственно варьировало и влияние патриархов.

В больших общинах, по свидетельству современников, во главе мира находилась не очень многочисленная группа крестьян, пользовавшаяся особым влиянием и уважением - своего рода элита. В ее состав входили "лучшие старики", а также некоторые патриархи зажиточных семей в возрасте 40-60 лет. Анализ подписей под мирскими приговорами обнаруживает, что под решениями сходов и различных комиссий, ими создаваемых, чаще всего подписывалась (за неграмотных - грамотные) одна и та же сравнительно узкая группа лиц. Например, в Никольском имении графа В.Г. Орлова в 1806-1814 гг. ежегодно действовали две комиссии - по финансовой проверке старост и по разверстке земли и повинностей. В обе комиссии за 9 лет было выбрано 158 крестьян, но в работе принимало участие 65 человек, из которых 31 человек - 1 раз, 26 человек - 2-4 раза, 8 человек - по 5-12 раз. Однако существенно различная степень участия патриархов в органах самоуправления не дает основания полагать, что в общине действовало олигархическое, а не демократическое управление. Во-первых, высшим органом общины был все-таки сход всех патриархов, и ни один из них не мог быть устранен от принятия решений, даже если бы он сам этого хотел: во избежание будущих недоразумений община требовала от каждого личного участия в принятии принципиальных решений, так как это гарантировало их выполнение. И хотя патриархов было немного, они представляли все полноценные хозяйства, что позволяло учитывать интересы всей общины. Во - вторых, средние и низшие должности по общественному управлению занимали по очереди все дворохозяева без исключения. Наконец, элитарное управление практиковалось в основном в больших общинах, которых было немного; состав элиты постоянно изменялся, а важные выборные должности крестьяне занимали обычно год-два. Заметим, кстати, что более активное участие в управлении сравнительно немногочисленной части населения является типичным для всякого по-настоящему демократического режима.

Активное участие в управлении одних патриархов и слабое участие других было обусловлено двумя обстоятельствами. Для крестьянства "справедливое", т.е. уравнительное, распределение материальных благ имело большее значение, чем уравнительное распределение власти и влияния, поэтому они были чрезвычайно щепетильны относительно распределения земли и налогов и достаточно равнодушны относительно распределения власти. Второе обстоятельство состояло в том, что активное участие в общественных делах требовало опыта и времени - оно поглощало до трети рабочего времени - и очень мало или вовсе не вознаграждалось, а иногда даже приносило убытки. Жалованье и незначительные льготы не компенсировали потерь рабочего времени, особенно для лиц, занимавших наиболее важные выборные должности. Общественная служба была тяжелой обязанностью. Ввиду этого общественными делами могли и действительно активно занимались, во-первых, люди пожилые и опытные (пожилые люди не могли особенно активно участвовать в тяжелой крестьянской работе в своем хозяйстве, и их отвлечение на общественные дела наносило наименьший урон хозяйству), во-вторых, люди из большой семьи, которая безболезненно могла обойтись без одного работника, в-третьих, люди зажиточные, могущие как-то компенсировать свою неполную занятость делами своего хозяйства. Большие семьи, как правило, были зажиточнее малых, а пожилые люди возглавляли эти семьи в качестве большаков. Ввиду этого именно большие семьи главным образом и поставляли выборных. Таким образом, неравномерное распределение общественных обязанностей между различными социальными группами крестьянства приводило к тому, что власть ложилась бременем на высшую страту крестьянства. За престиж, уважение и власть зажиточные крестьяне платили своего рода налог, и поэтому более активное их участие в общественных делах устраивало остальных крестьян. Случалось, что крестьяне под всякими предлогами уклонялись от общественной службы, например, специально совершали маловажные проступки, чтобы их оштрафовали и лишили чести занимать общественную должность. Как это ни парадоксально, но неравномерное распределение власти поддерживало экономическое равенство, а стремление к экономическому равенству приводило к концентрации власти в руках зажиточного крестьянства. Итак, при уравнительном распределении между крестьянами общинного имущества бремя власти между ними распределялось неравномерно. В этом смысле община напоминала патриархальную крестьянскую семью, где имущество принадлежало всем ее членам, а власть концентрировалась в руках большака. Для понимания характера власти и управления в общине большое значение имеет процедура принятия решений. Согласно обычному праву, единогласие патриархов на сходе являлось непременным условием для принятия любого решения. Если хотя бы один человек был не согласен, решение не могло считаться окончательным и быть реализованным. Каким же образом достигалось единогласие? Несогласное меньшинство или убеждалось доводами большинства, или, не будучи убежденным, добровольно уступало, чтобы быть заодно со всеми, чтобы не вступать в конфликт с миром. Принуждение в психологическом, а тем более в физическом смысле не применялось, хотя случалось, что меньшинство оказывалось вынужденным согласиться с мнением большинства вопреки своему желанию. С другой стороны, бывало и так, что целое крестьянское общество на многих сходах выбивалось из сил, чтобы уговорить одного из своих сочленов согласиться со всеми, и, не получив его согласия, откладывало дело. Требование единогласия фактически давало каждому патриарху право вето, реализовать которое, однако, было нелегко. Право вето иногда использовали наиболее смелые крестьяне, чтобы противостоять помещикам или коронной администрации, вынуждая последних либо уступить, либо принять крайние меры в отношении несогласных, на что власти всегда шли неохотно. В основе правила единогласия лежало убеждение, что только согласие всех сделает решение прочным и справедливым, или божеским. Одна иллюстрация пояснит этот несовременный взгляд. В.Г. Короленко, около 10 лет проведший в ссылке в глухих местах России и хорошо знавший народную жизнь, рассказывает в своих воспоминаниях примечательный случай. В 1879 г. он встретился в ссылке с двумя крестьянами, высланными за то, что не подписали соглашения между общиной и Министерством финансов, которое захватило у крестьян лес. "Оба они были уже старики. Оба были многосемейные, и жизнь в ссылке отзывалась на них очень горько. Но они были уверены, что торжество злодея (Министерства финансов. - Б.М.) не может быть полным, пока они, два брата Санниковы, не смирятся и „не дадут рук" (не подпишут соглашения. - Б. М.). А они решили не смиряться: лучше умереть за мир в неволе. И они сознательно несли на своих старых плечах тяготу своего мира". Разумеется, принцип единогласия в крестьянской общине мог иногда маскировать власть наиболее влиятельных лиц, но, как правило, это бывало лишь в тех немногочисленных случаях, когда деревня была в имущественном отношении резко дифференцирована, когда имелся действительно богатый крестьянин, закабаливший большинство односельчан. Значительно чаще консенсус прикрывал власть "верхушки" в посадских общинах в XVIII в., а в сельских общинах - лишь после эмансипации. Стоит добавить, что общинная этика в дореформенное время негативно оценивала оппозицию, открытое несогласие, настаивание на собственном мнении. Формально действовал принцип "один патриарх - один голос", но, поскольку голоса никто не считал, фактически уважаемый крестьянин "весил" больше, а менее влиятельный - меньше, чем один голос.

Итак, именно на неофициальную структуру общины ложилась основная нагрузка по организации жизни крестьян; значение официальной структуры было велико, но все же менее важным. Правительству удалось включить выборных в систему государственной администрации, а общину - в систему государственного управления. Однако общинное самоуправление не стало простым придатком государственной машины, а община не превратилась в официальную организацию. Коронная администрация признавала автономию общины, потому что это был единственно эффективный способ обеспечить сотрудничество крестьян с властью, которая не имела ни финансовых средств, ни соответствующего бюрократического аппарата, чтобы контролировать доходы крестьян и брать с них налоги, а тем более организовывать их хозяйственную и бытовую жизнь. Благодаря тому что мирские должности не закреплялись за отдельными лицами или семьями надолго, сход являлся постоянно действующим органом, а все патриархи в той или иной степени принимали участие в управлении и занимались общественными делами, власть в общине не была отчуждена от рядовых ее членов и носила демократический характер. Однако это была не западная либеральная, а иная форма демократии - ее можно назвать демократией общинного типа (в силу того что она могла действовать только в организациях общинного типа), или патриархальной демократией (в силу большой роли патриархов), или традиционной демократией (в силу того что ее идеалом была традиция). Общинная демократия существовала только для глав хозяйств, предполагая безусловное подчинение им женщин, молодежи и мужчин, которые не были большаками; она сочеталась с преклонением перед стариной, с негативным отношением к инакомыслию, личной свободе, к социальным нововведениям, инициативе и вообще ко всякому отклоняющемуся поведению; она была основана на уважении к коллективу, а не к индивиду, отдавала предпочтение интересам большинства перед интересами меньшинства и отдельных лиц. В отличие от нее либеральная демократия, принимая за основу мнение большинства, не запрещает и не подавляет меньшинство и инициативу отдельных лиц и уважает личную свободу и индивидуальные права. Точка зрения современных славянофилов, согласно которой в общине существовала ор-ганическая демократия в том смысле, что община являлась организацией, связанной полным единодушием всех ее членов, в которой личность не поглощалась коллективом, не подчинялась его силе, а добровольно присоединялась к его решению, сливалась с ним в любви и братстве, отчасти верна для дореформенной общины, хотя и ее, на мой взгляд, идеализирует.64 В общине до середины XIX в. действительно существовали солидарность и ощущение единства между крестьянами, но вместе с тем она практиковала насилие над непокорными, изгоняла из своей среды лиц, не соответствующих ее эталонным нормам поведения; в общине происходили столкновения групповых интересов и кланов родственников, наблюдались противоречия между выборными и крестьянами,65 иногда общественными делами управляли доморощенные кулаки.66 Организация общины до некоторой степени повторяла в миниатюре устройство Московского государства XVI-XVII вв. (староста - царь, совет стариков - Боярская дума, сход - земский собор, главы семей - правящая элита), которое было названо патриархальной народной монархией (подробнее см. гл. IX "Развитие русской государственности: становление правового государства"). По-видимому, крестьянство XVIII-первой половины XIX в. хранило политические традиции XVI-XVII вв. и даже еще более далеких периодов русской истории.

Рассмотрим теперь особенности общинного строя среди различных категорий крестьянства. В 1857 г. на долю государственных крестьян приходилось 49% всего крестьянства и 41% всего населения страны, на долю удельных крестьян - соответственно 3.9 и 3.3%. Община в казенной и удельной деревнях в наибольшей степени соответствовала общей модели мирского устройства, которая охарактеризована выше. Это было связано с тем, что коронная и удельная администрация мало вмешивалась в жизнь деревни, предоставив крестьянам право самоуправления и оставив за собой общий контроль в делах, касающихся общественного порядка, исправного взноса платежей и исполнения разного рода повинностей. Вмешательство в жизнь поселян происходило лишь тогда, когда нарушался порядок и возникали трудности с уплатой налогов и ренты. В остальном крестьяне были предоставлены самим себе. До конца XVIII в. самоуправление крестьян осуществлялось по нормам обычного права, которые существовали как устная традиция. В 1797 г. коронная и в 1798 г. удельная администрация составили специальные руководства, в которых в общих чертах определили тот общественный строй, который должен был поддерживаться в казенных и удельных селениях. Уставы санкционировали выполнение общиной не только полицейской и податной, но и других функций, никогда прежде не регулировавшихся властями. Так, обязанности выборных состояли в следующем:

1) обнародование законов и распоряжений правительства;

2) наблюдение за нравственностью и исполнением обязанностей со стороны крестьянства;

3) принятие мер по поддержанию общественного порядка;

4) раскладка повинностей, сбор и доставление в казначейство податей;

5) рассмотрение мелких уголовных и гражданских дел, принятие по ним решения и его исполнение;

6) опека над малолетними, сиротами, вдовами, расточительными и нерадивыми крестьянами;

7) охрана и правильное использование принадлежавшего общине имущества;

8) попечение о развитии сельского хозяйства и промышленности;

9) организация выборов руководителей общины;

10) наблюдение за церквами и приходами;

11) поддержание в исправности дорог и мостов;

12) принятие мер по общественному призрению и прекращению нищенства;

13) наблюдение за состоянием продовольствия крестьян, создание хлебных запасов на случай неурожая;

14) контроль за отлучками крестьян. Однако дуализм общины не был преодолен.

Коронная администрация проводила четкое различие между общиной как поземельным неформальным союзом крестьян и той же самой общиной как официальной административной единицей. Как поземельный союз община отдавалась в руки самого крестьянства, как административная единица она подчинялась коронным властям, которые действовали в общине через выборных. Видный Чиновник Министерства государственных имуществ А. Заблоцкий-Десятовский свидетельствовал, что государство использовало общину только как административно-податную единицу, не вмешиваясь в ее внутреннюю жизнь. Как образно выразился в 1837 г. ревизор вятской казенной деревни: "Крестьяне - это стадо, которое стригут, но которое идет, куда хочет. Казенные палаты в хозяйственном отношении и земские полиции в отношении к гражданскому быту поселян имеют единственным предметом: первые - раскладку податей и повинностей, вторые - надзор за своевременным поступлением и отысканием виновных. Но не были для них руководителем".

Одни и те же выборные выполняли обязанности начальников и лидеров. Согласно инструкциям, дела, касавшиеся административных и податных вопросов, имели приоритет и как государственные отделялись от всех других дел, называвшихся общественными. Полицейская и податная функции общины, структура органов самоуправления и обязанности выборных как представителей коронной администрации были определены детально, в то время как остальные функции только обозначены. В сущности в инструкциях была сделана попытка юридически, официально закрепить тот общинный строй, который фактически существовал в казенной и удельной деревнях, правда, в интерпретации администрации, вследствие чего неофициальная структура стала полуофициальной. С этого времени можно говорить также и о признании за общинами казенных и удельных крестьян права юридического лица де-юре. Крестьяне указанных категорий в целом были довольны сложившимся положением, о чем свидетельствует то, что волнения среди них были редки (они случались в 3-4 раза реже, чем среди помещичьих крестьян) и что помещичьи крестьяне всегда мечтали перейти в разряд государственных или удельных. Порядки, установленные в 1790-х гг., сохранились в удельной деревне до 1863 г., а в казенной деревне - до 1840-х гг.

В 1838-1843 гг. правительство провело реформу, ставившую целью, по словам Заблоцкого-Десятовского, "внести идею законности во внутреннюю организацию общин, придать общинам значение моральных лиц (юридических лиц. - Б. М.), сделать их членов гражданами, все отношения их определить положительными законами, конечная цель которых уже не фискальность, а ограждение личности, словом, преобразовать общину на юридических началах". Другими словами, замысел заключался в том, чтобы официальная и полуофициальная структуры общины слились в единую структуру, а ее официальные и полуофициальные функции образовали единый комплекс, служащий интересам как государства, так и крестьянства.

Реформаторы составили подробнейшие и весьма пространные инструкции, или уставы, на этот раз детально определявшие общинный строй казенной деревни. Эти уставы составлялись с учетом обычного права и фактически существовавших порядков. Однако во многих случаях от традиции отклонялись. Община была названа "сельским обществом" и впервые официально признана самоуправляющейся хозяйственно-административной единицей. Высшим органом по делам общественным был провозглашен сход, а по делам государственным - "сельское начальство". Сельское начальство в некоторых существенных отношениях стало отличаться от прежних выборных. Была утверждена номенклатура общественных должностей с точным расписанием обязанностей и порядка исполнения должности; выборные крестьяне должны были соответствовать определенным цензам и - самое существенное - утверждаться коронной администрацией. Сходу сельского общества был придан представительный характер: не все дворохозяева, как прежде, принимали в нем участие, а только сельское начальство и по два представителя от каждых 10 дворов. Лишь при переделах земли на сход приглашались все патриархи. Деятельность сходов была регламентирована: они должны были собираться не по мере надобности, как прежде, а только для избрания руководителей, проведения переделов и три раза в год по текущим делам с определенной заранее повесткой дня. Общинная полиция, как и раньше, выбиралась крестьянами, но выводилась из-под контроля общины и подчинялась непосредственно коронной полиции. Сельский суд утратил свой неформальный характер: теперь он должен был осуществляться специальными выборными и утвержденными администрацией заседателями и сельским старшиной по субботам.

Важное изменение касалось состава сельского общества, которое должно было включать 300-500 дворов. Если какое-нибудь отдельное селение отвечало этому требованию, в нем утверждалось сельское общество, и тогда, как и до реформы, сельское общество совпадало с общиной и селением. Поскольку число таких селений не превышало 1%, то два или несколько селений меньшей населенности объединялись в одно сельское общество, но таким образом, чтобы расстояние между ними не превышало 16 км. Чтобы выполнить последнее требование, сельские общества утверждались и в селениях, не имевших установленного числа дворов. В результате реформы число составных сельских обществ, объединявших несколько селений, увеличилось, а простых обществ, состоявших из одного селения, уменьшилось, и соответственно многие отдельные селения лишились права юридического лица. Крестьянство было этим недовольно и нашло простой выход - оно сохранило простые общины всюду, где они существовали до реформы, что привело к тому, что наряду с официальным сельским обществом продолжала существовать де-факто деревенская община с прежними функциями и с прежней структурой, действуя по обычаю и традиции. Вследствие этого в составных сельских обществах дуализм общины усилился: в них существовали вполне отчетливо официальная и неофициальная структуры, официальные и неофициальные сходы, начальники и лидеры.

Реформаторы, по-видимому, находились в состоянии административной эйфории, надеясь улучшить положение крестьян с помощью инструкций. Это стремление к всесторонней регламентации заслужило не вполне справедливое нарекание со стороны некоторых современников и историков как попытка поставить живую жизнь в мертвые рамки инструкции, как попытка бюрократизации общины. В данном подходе заключалось и рациональное зерно - желание перейти от устного обычного права к письменному праву, к закону. Поскольку уставы и законы опирались главным образом на обычное право и традиции, то огромная работа по их составлению (Учреждение по управлению государственными имуществами заключало в себе более 4000 статей) явилась в сущности кодификацией обычного права, имевшей целью модернизировать порядок управления, поставить его в рамки писаного закона как для крестьянства, так и для правительства. Беда в том, что вследствие многовековой традиции управлять не по закону, а по совести и правде, ввиду низкой грамотности и слабого контроля со стороны коронной администрации, а также недостатка компетентных и порядочных чиновников быстрый переход государственных крестьян к правомерному общественному строю едва ли был возможен. Кроме того, крестьяне недоверчиво, а часто и враждебно встречали все, что исходило от коронной администрации. Наконец, закрывая дорогу произволу на почве отсутствия писаного закона, многочисленные и многословные уставы открывали путь другому злу - злоупотреблениям на почве плохого знания крестьянами законов, неправильного их толкования, т.е. злоупотреблениям на почве закона. Все перечисленные факторы способствовали тому, что крестьяне в целом негативно отнеслись к реформе, усматривая в ней усиление вмешательства в их жизнь.

Однако на деле реформа не разрушила традиционный общинный строй, как казалось некоторым историкам, хотя до некоторой степени его обюрократила и поставила на более четкие, чем прежде, юридические основания. Коронная администрация была слишком слаба, чтобы совершить радикальную перестройку, о которой она мечтала, а крестьянство не проявляло к такой реформе интереса. Благодаря этому традиционный общинный строй полностью сохранился и вмешательство администрации, как и прежде, касалось в основном административных и податных вопросов. Государственные крестьяне по-прежнему обладали большой оперативной автономией, о чем, например, свидетельствует следующий факт. Чиновники, изучавшие распространение раскола в 1850-е гг., через 10-15 лет после реформы обнаружили, что именно в казенных селениях находились наиболее уважаемые раскольничьи молельни и самые ревностные руководители раскола по той причине, что они живут там, "никем и никогда не тревожимые и не видя стеснений в отправлении своих незаконных действий и обрядов". Второй по численности категорией крестьян были владельческие крестьяне, в 1857 г. их доля среди крестьян составляла 47%, а во всем населении страны - 39%. Закон отдавал управление ими в основном в руки помещиков, оставляя за собой право высшего надзора и суда, а также и право вмешательства в случае необходимости. Закон поддерживал общину, но не регулировал ее прерогативы, поэтому ее роль варьировала от имения к имению. Однако все разнообразие форм общинного устройства у помещичьих крестьян можно свести к трем типам, и оно зависело от того, на барщине или оброке находились крестьяне, и от того, кто непосредственно управлял имением - помещик, приказчик (управляющий) или община.

Барщинные имения, где в середине XIX в. проживало около 56% владельческих крестьян, управлялись самими помещиками или их приказчиками, в то время как оброчные имения, где сосредоточивалось около 44% крестьян, находились под управлением самой общины. В мелких барщинных имениях с числом крепостных до 100 душ мужского пола (на их долю приходилось 19.1% всех помещичьих крестьян в 1857 г.) помещики обычно управляли самостоятельно, в средних с числом крепостных от 100 до 500 (37.2% крестьян) и больших имениях с числом крепостных более 500 (43.7% крестьян) - с помощью специального аппарата управления. Случалось, что в мелких барщинных имениях господствовал суровый вотчинный режим, а общинное самоуправление замирало. Однако в средних и больших барщинных имениях более обычной была практика разделения сфер влияния между помещиком с его аппаратом и общиной. Когда дело касалось собственно крестьянского хозяйства и быта, там большую роль играла община, вмешательство помещика происходило либо в кризисных ситуациях, либо по апелляции к нему самих крестьян. Когда дело касалось барщины, выполнения тех или иных повинностей, там главенствовали помещик и его аппарат. Но и здесь без общины не обходилось. Она сопротивлялась увеличению повинностей и ужесточению надзора, и помещик был вынужден с этим считаться. Управление с помощью приказчиков практиковалось преимущественно крупными, но также средними и мелкими помещиками, когда они находились на службе. В этом случае помещик сохранял мирское управление как на крестьянской, так и на барской половине имения в качестве противовеса управителю и контролера за его действиями. В подобных имениях община играла более существенную роль по сравнению с имениями, которыми управлял сам помещик. Наконец, в оброчных имениях независимо от их численности, как правило, действовало крестьянское самоуправление в полном своем объеме. Под общим контролем помещиков и их доверенных лиц мир был активно вовлечен в управление вотчиной, и его значение было примерно таким же, как и в казенных селениях. Община распоряжалась надельными землями, выделенными ей помещиком, организовывала производство, регулировала внутридеревенские отношения, вершила суд и т.д.

Итак, управление крестьянами в помещичьей деревне строилось, с одной стороны, на слабой зависимости от коронной администрации, с другой стороны, при значительном участии мира. Благодаря общине крестьяне либо осуществляли самоуправление, либо являлись соучастниками управления вместе с помещиком и его административным аппаратом. В имениях, насчитывавших менее двух десятков дворов, деятельность общины как важнейшего социального института крестьянства почти замирала, и крестьяне попадали под полное управление своего владельца. Хотя таких имений было много - 41% общей их численности, но в них проживало всего 3% крестьян. Кроме того, в таких имениях дистанция между бедным барином и крестьянами существенно сокращалась, и их отношения часто принимали достаточно патриархальный характер. Объяснялось это тем, что благосостояние бедных мелких помещиков находилось в сильнейшей зависимости от каждого крестьянина, в силу этого они вынуждены были считаться с интересами крестьян, не злоупотреблять своей властью, а разделять ее так или иначе с крестьянами. Высоко оценивал способность самоуправления крестьян с помощью общины А. Гакстгаузен.

Почему помещики признавали мирское самоуправление? Что лежало в основе преимущественно мирного сосуществования помещика и общины? Помещики были вынуждены переложить на общину большую часть своих обязанностей по управлению крестьянами, чтобы уменьшить расходы по управлению имениями и тем самым уменьшить издержки производства. Это вынуждало помещиков активно вмешиваться в крестьянские дела лишь в том случае, если задевались их личные интересы, и исполнять роль арбитра в спорах между крестьянами. Многие помещичьи инструкции прямо запрещали крестьянам обращаться к помещикам или в их конторы с "незначительными делами" и обязывали все частные иски, внутрисемейные ссоры и конфликты разбирать на общинных судах и сходах.

Само по себе существование общинного самоуправления служило серьезным препятствием на пути помещичьего произвола, и поэтому крестьяне, сознавая это, твердо защищали общину от покушения на нее помещиков. Сопротивление крестьян было так велико, что даже в тех случаях, когда увеличение надзора за крестьянами за счет сокращения самоуправления сулило значительный рост ренты, помещики, как правило, сохраняли общинное самоуправление из-за страха бунта.

Государство рассматривало общину в качестве фактора, стабилизировавшего общественный порядок в деревне, поэтому вплоть до начала XX в. оно поддерживало общинный строй. Кроме того, коронная администрация сохраняла за собой право вмешиваться в дела частновладельческой деревни не только тогда, когда крестьяне выходили из повиновения, но и тогда, когда помещик злоупотреблял своей властью. Прежде всего закон Павла I от 1797 г. и последующее законодательство ограничили барщину тремя днями в неделю, а также запретили работать в воскресенье, в государственные и "в храмовые в каждом селении праздники". Помещики преследовались в уголовном порядке за жестокое обращение с крестьянами. Например, с 1834 по 1845 г. было привлечено к суду за жестокое обращение с крестьянами по меньшей мере 2838 помещиков, из них 630 осуждены, остальные отделались внушением, предупреждением, у некоторых правительство забрало имения в опеку. В 1851-1853 гг. в среднем в год в опеку попадало 195 имений. С 1826 г. правительство через предводителей дворянства и губернские власти организовало секретное наблюдение за отношениями между помещиками и крестьянами. Как видим, представление, согласно которому крепостные были всецело отданы под власть помещика, нуждается в корректировке.

Общинный строй у белорусского и украинского крестьянства имел некоторые особенности. У них была общинная собственность на землю, но не было переделов. Пахотная земля распределялась общиной в наследственное пользование, но чересполосно, а пастбища находились в общем владении. Существование подворно-общинного землевладения объяснялось тем, что эти территории перешли к России от Польши, где понятие частной собственности имело глубокие корни и традицию, уходящую в XVI в. Чересполосица вынуждала крестьян иметь единый севооборот, а общину - координировать время основных сельскохозяйственных работ. Круговая ответственность связывала крестьян также и в финансовом отношении. В результате основные функции общины были такими же, как в русской передельной общине, и здесь на общину падало все бремя по организации быта крестьян. Однако индивидуальное владение землей имело следствием более значительную, чем в великорусской деревне, имущественную дифференциацию крестьян, более сильное развитие индивидуализма, меньшую сплоченность и слабую кооперацию. Этому способствовали и некоторые различия в эталонной системе ценностей, в которой коллективность, взаимопомощь занимали более скромное место, чем у русских. Современник писал в 1860-е гг. о белорусских крестьянах: "Общинное начало развито в крайне ограниченных размерах, поэтому к упадку отдельного хозяина прочие относятся безучастно; они не пренебрегают случаем поживиться на счет обедневшего, например, захватом его земли, накладом на него излишней натуральной повинности и т.п.".

К середине XIX в. сельская община достигла своего наивысшего развития, чему способствовали не только сами крестьяне, но и коронная, удельная администрация и помещики. Чтобы представить многообразную деятельность общины, рассмотрим ее функции в том виде, как они осуществлялись в первой половине XIX в.

1. Регулятивная: поддержание внутриобщинной дисциплины, обычно - правовых норм жизни и нравственности; санкционирование браков, разводов и семейных разделов; контроль за сексуальной моралью, за правильностью раздела и наследования имущества; разрешение внутрисемейных конфликтов по апелляции крестьян и т.п. - словом, управление теми аспектами жизни крестьян, которые не подпадали под действие закона. Вся эта деятельность осуществлялась в форме неофициального социального контроля, через сходы и выбранных на них должностных лиц по обычаю.

2. Производственная: распределение пашни и угодий между хозяйствами, регулирование их использования; организация производства (выбор севооборота, определение начала и окончания сельскохозяйственных работ и т.п.); регулирование труда и отдыха по обычаю. Большая роль общины в организации производства была связана со следующими обстоятельствами - коллективностью землевладения, чересполосицей и круговой порукой в несении финансовых обязательств перед государством и помещиком. Не отдельное крестьянское хозяйство, а община выступала субъектом землевладения, крестьянам принадлежало только право временного пользования землей. Государство или помещик передавали в пользование (но не в собственность!) общины землю, которая распределялась общиной между отдельными хозяйствами. В силу того, что крестьяне владели землей чересполосно (каждое хозяйство имело несколько, иногда до 30 небольших участков земли в разных местах), землепользование непременно должно было регулироваться: все должны были подчиняться единому севообороту, начинать и оканчивать сельскохозяйственные работы в одно время. Крестьянину, уклонившемуся от общего порядка, грозила потеря урожая, который вытоптал бы скот односельчан, запускаемый на поля после жатвы; он не смог бы проехать на свои поля, не повредив посевов соседей, и.

У русских крестьян, в отличие от украинских, белорусских и прибалтийских, община была передельной. В соответствии с нормами обычного права каждый мужчина по достижении 18 лет имел право на получение своей доли из общинной земли, эта доля удваивалась после его женитьбы. Наличный земельный фонд общины был достаточно стабильным, в то время как население возрастало и состав семей под влиянием рождаемости и смертности изменялся. Отсюда периодически возникала потребность в переделе земли между хозяйствами для поддержания между ними равенства в землепользовании. Переделы бывали коренные и частные. По коренному переделу хозяйство получало участки в других местах и иных размеров, чем прежде. В результате частного передела за хозяйством оставалось ядро старого надела, но к нему добавлялось или, наоборот, от него отнималось некоторое количество земли. Огороды, леса и сенокосы переделялись довольно часто, пахотная земля - всегда. Практически не подлежала переделу только усадебная (дворовая) земля; выход усадьбы из переделов произошел постепенно и свидетельствовал о стремлении крестьян закрепить за собой в наследственное пользование землю, наиболее ухоженную и плодородную. Коренные переделы производились редко, как правило, после переписей населения (ревизий), которых за 1719-1857 гг. было 10. Частные переделы бывали по мере надобности, иногда ежегодно.40 Переделы имели целью как можно более справедливо, или уравнительно, распределить землю между всеми хозяйствами с учетом количества, качества земли и ее отдаленности от селения. Отсюда, кстати, и проистекала чересполосица.

В передельных общинах все хозяйства имели равные права на землю. Если бы все они были одинаково платежеспособны, то земля распределялась бы между ними в соответствии с числом семейных пар или ревизских душ (лиц мужского пола, зафиксированных ревизией). Но платежеспособность была различной, ввиду этого земля распределялась пропорционально той доле налогов и повинностей - платежей, которая падала на данное хозяйство, а эта доля определялась общиной. Другими словами, доля платежей должна была соответствовать возможностям хозяйства, а доля земли - доле платежей. Для этого община определяла, сколько платежей приходится на единицу площади земли. Скажем, если на 1 га падал 1 р. платежей, то хозяйство, которому приходилось платить 5 р., получало надел в 5 га, и т.д. После того как община завершала распределение земли и платежей, отдельные хозяйства могли вступать в частные поземельные отношения между собой: сдавать часть земли в аренду, обмениваться участками. Вместе с землей переходили соответствующие этой земле платежи в пользу общины. В тех общинах, где усадебная земля перешла в наследственное пользование, разрешалось ее продавать. Все поземельные сделки заключались только между ее членами и с согласия общины. Поземельные сделки не подрывали коллективного характера общинного землевладения, они помогали найти оптимальное распределение земли и платежей между крестьянами, что было нелегко сделать, особенно в больших общинах.41 Принятый порядок распределения земли удовлетворял двум непременным требованиям, выдвигаемым крестьянами, - равенство всех в праве на общинную землю и равенство всех в обязанности платить налоги и повинности.

В подворных общинах украинских и белорусских крестьян, которые уже в XVI-XVIII вв. перешли к индивидуальному, или подворному, землевладению и землепользованию, годовой оклад платежей распределялся между хозяйствами пропорционально земле, им принадлежавшей. Угодьями, находившимися в коллективном владении, - лесами, лугами и т.п. пользовались все сообща, но если у какого-либо хозяйства было много скота, с него взималась плата в общинную казну.

3. Финансово-податная: распределение и взимание общегосударственных и местных налогов и повинностей; организация крестьян на исполнение натуральных повинностей (рекрутской, дорожной и т.п.) по требованию коронной администрации и помещиков - по обычаю и закону. В этой сфере роль общины была очень значительна ввиду того, что обложение прямыми налогами, государственными, владельческими и всякими другими повинностями с начала XVIII в. строилось на общинно-подушном принципе и на основе круговой ответственности - один за всех и все за одного. Это означало, что коронная администрация устанавливала величину годового налога не отдельному человеку или хозяйству, а каждой общине в целом, исходя из числа душ мужского пола, числившихся в ней по последней переписи (ревизии), что за исправную уплату этой суммы несли ответственность выборные (один за всех) и вся община (все за одного). Например, если в данном году прямой налог государство определяло в 1 р., а в данной общине числилось 300 душ мужского пола, включая младенцев и стариков, то выборные общины должны были внести в казну 300 р. в год за всю общину. Если сумма в срок не уплачивалась, к финансовой и административной ответственности привлекались сначала выборные, затем состоятельные крестьяне, наконец, все остальные. Если крестьяне кроме государственных налогов платили оброк или исполняли барщину, то администрация казенного имения или помещик назначали годовой оброк или определяли количество барщинных дней в целом на всю общину. Этот суммарный оклад повинностей затем раскладывался самой общиной между всеми хозяйствами соответственно их платежеспособности. Все хозяйства в отношении платежа не только государственных налогов, но также всех вообще повинностей по закону были связаны круговой порукой. Поэтому распределение и сбор налогов являлись очень важной и деликатной процедурой, в которой, как и при распределении земли, принимали участие все главы хозяйств. По обычаю община имела право на самообложение, величина которого не контролировалась помещиками и коронной администрацией, что позволяло крестьянам собирать необходимые для общественных нужд деньги.

4. Правотворческая и судебная: расследование и суд по гражданским делам между крестьянами и уголовным преступлениям (кроме наиболее серьезных, таких как убийство, грабеж, святотатство и др.), совершенным на территории общины, - по обычаю, нормы которого в значительной мере являлись результатом правотворчества крестьянства; расследование по распоряжению коронной администрации дел, подлежащих коронному суду, в порядке первичного рассмотрения с передачей его результатов в более высокую инстанцию. Суд вершили выборные лица, совет стариков или сход. По закону, в случае необнаружения преступников, крестьяне несли круговую ответственность за правонарушения, совершенные на территории общины. Деятельность в сфере права регулировалась законом и обычным правом, крестьяне стремились расширить прерогативы обычного права и, наоборот, сузить компетенцию закона.

5. Полицейская: поддержание общественного порядка; контроль за выходом из общины и припиской к ней, за временными миграциями; пресечение антиобщественного поведения; наказание с санкции схода крестьян за мелкие преступления, проступки, недоимки и т.п.; принятие мер при пожа-рах, наводнениях и других чрезвычайных происшествиях; задержание бродяг и дезертиров, наблюдение за исполнением паспортного режима; изгнание из общины за "дурное" или "развратное" поведение воров, лиц, подозреваемых в колдовстве, соблазнителей и т.п. (в этом случае сход обращался к коронным властям с соответствующим ходатайством, которое, как правило, удовлетворялось). Вся полицейская деятельность общины осуществлялась на основе писаного закона и точных инструкций.

6. Представительская: представительство и защита интересов отдельных крестьян и общины в целом перед помещиком, государственными, церковными и другими учреждениями; подача жалоб и прошений о своих нуждах в государственные институты; в случае необходимости - организация борьбы за свои интересы; поддержание отношений с местными коронными и церковными властями и учреждениями - по обычаю и закону.

7. Социальная защита: помощь бедным и пострадавшим от разного рода несчастий, призрение сирот, больных и одиноких в соответствии с нормами обычного права - по обычаю, содержание общественных хлебных складов, больниц, богаделен и других подобных заведений - по закону.

8. Культурно-воспитательная и рекреативная: проведение праздников; организация отдыха; содержание школ и библиотек; воспитание подрастающего поколения - по обычаю.

9. Религиозная: выборы священника (до начала XIX в.); попечение о состоянии церкви и причта; надзор за посещением церкви; проведение религиозных праздников и календарных земледельческих обрядов; организация коллективных молебнов в случае засухи, падежа скота и других происшествий - по обычаю.

крестьянская община сословный удельный

1.  Миронов Б.Н. - Социальная история России периода империи (XVIII-начало XX в.) В 2 Т. - 2003. Т 1.