Историко-политические факторы объединения Германии

Содержание

Предпосылки объединения Германии

Роль М.С. Горбачева в объединении Германии

Принципы и механизмы объединения. Переговорный процесс

Германия сегодня. 20 лет спустя

Список использованной литературы

Предпосылки объединения Германии

При упоминании слов «Германия» и «немцы» у русского человека возникает такое количество ассоциаций, которое не снилось никакой другой стране и никакому другому народу. Это и традиционное пиво с сосисками, баварские Альпы и долина Рейна со скалой Лорелей. Германия – это знаменитые замки, города-музеи, карнавалы и пивные праздники. Это и надежные автомобили, высочайшего качества техника и станки. Но, прежде всего, это люди, отличительной чертой которых является дружелюбие, бесхитростность, трудолюбие, добросовестность, педантичность и основательность.[1] После окончания второй мировой войны на долю этих людей, этой нации выпало немало трудностей, испытаний, связанных, прежде всего с последствиями войны и с принятыми в связи с ними политическими решениями стран-победительниц: СССР, США, Великобритании и Франции.

Германия в 1945 году была разделена на два государства в результате разделения территорий влияния между США, Великобританией, Францией и Советским Союзом. В основе этой политики лежал раздел страны на три оккупационные зоны, раздел Берлина на три части и создание совместного Контрольного совета. В 1961 году в ночь с 12 на 13 августа подразделения Национальной народной армии и народной полиции ГДР возвели на границе с Западным Берлином стену, ставшую на три десятилетия символом раскола Германии и Европы.[2]

В 1990 году объединению Германии предшествовал глубокий социально-экономический и политический кризис в ГДР, который назревал с 1985 года около четырех лет и привел к стремительному объединению ГДР и ФРГ в течение одного года, с октября 1989 года по октябрь 1990 года, когда на политической карте Европы появилось государство единой Германии с 78-миллионым населением.

Началом революционных перемен в стране стало требование ее граждан открыть границы, которое сопровождалось массовыми демонстрациями немцев, рвавшихся в обеспеченную Западную Германию. В мае 1989 года после открытия венгерско-австрийской границы началось бегство восточных немцев через Венгрию за границу, что грозило обезлюдить страну. В результате этих событий после 18 летнего правления был снят со своего поста председатель Государственного совета и генеральный секретарь СЕПГ Э. Хонеккер. Самой массовой демонстрацией из проходивших в это время в ходе мирных революций в Восточной Европе стала демонстрация в ГДР в ноябре 1989 года. Она привела к удовлетворению требования об открытии границы между Восточной и Западной Германией. В результате правительство полностью потеряло контроль над толпами «экскурсантов», что окончательно размыло экономику ГДР, и без того ослабленную в то время.

Тогда же на повестку дня встает новое, более радикальное требование – объединение с ФРГ. Ответом на эти массовые требования, в условиях невмешательства Москвы в немецкие события, стало выступление канцлера ФРГ Г.Коля в западногерманском Бундестаге с программой из 10 пунктов, посвященной развитию отношений между обоими германскими государствами. Эта программа состояла из перечня постепенно осуществляемых мер укрепления сотрудничества двух немецких государств. Она сопровождалась обещанием немедленной конкретной помощи ГДР в гуманитарной сфере, в частности создания валютного фонда для финансирования поездок восточных немцев к западным. В подтверждение необходимости развивать и углублять сотрудничество с ГДР канцлером было высказано предложение о создании договорного немецкого сообщества с новыми совместными институтами и расширением функций уже имеющихся, а также намерение создать в будущем конфедеративное объединение Германии. Осуществление программы оговаривалось рядом условий: если в ГДР будут в обязательном порядке решены и необратимо начаты «принципиальные перемены политической и экономической системы». Это означало достижение государственным руководством ГДР с оппозиционными группами соглашения об изменении Конституции, о новом демократическом законе, о выборах с участием несоциалистических партий и проч.

Планы «многоразового объединения» обоих государств были выдвинуты и новым премьер-министром ГДР Г. Модровым. Одной из последних инициатив в деле объединения Германии стало предложение аккумулировать все лучшее, что имелось в ГДР и ФРГ; его реализация должна была создать, с наименьшими потерями и более совершенным законодательством, действительно новое государство Германии. Указывалось при этом на положительный опыт системы всеобщей трудовой занятости в ГДР, на достижения в сфере народного образования, беспримерные результаты в спорте и проч. Предполагалось, что переходный период продлится два-три года. Эти планы, находившие понимание у социал-демократов в ФРГ, под напором реальных событий не были осуществлены.[3]

Состоявшийся 4 ноября 1989 года в центре Берлина на Александрплатц митинг оказался самым крупным за всю историю ГДР, собрав по разным оценкам от 400 тыс. до полумиллиона человек. Он же символизировал собой высшую точку идейного романтизма, освобожденного от оков мертвой доктрины. Раздавались голоса в защиту реформ по советскому образцу, выступавшие требовали и обновления социализма, и нового призыва в СЕПГ (Социалистическая единая партия Германии). Немало было и флагов ФРГ, символизировавших признание успеха западной модели общественного развития. Слово было дано всем «униженным и оскорбленным». Представителю Политбюро ЦК СЕПГ Гюнтеру Шабовскому собравшиеся так и не дали договорить. Главное, что объединяло всех участников митинга 4 ноября в Берлине и аналогичных собраний, проходивших во всей стране, - нежелание оставаться заключенными в собственной стране, отгороженной от Западной Германии и Западного Берлина непреодолимой границей.

Спустя пять дней тот же Шабовский на пресс-конференции, транслировавшейся в прямом эфире, зачитал проект закона о свободном выезде граждан ГДР за пределы страны. На вопрос журналистов о том, когда закон вступит в силу, он ответил: «немедленно». Это моментально накалило страсти, толпы жителей Восточного Берлина стали собираться у пограничных переходов, боясь пропустить долгожданный момент открытия границы. Телевидение ФРГ всю ночь вело прямой репортаж от берлинской стены, мобилизую население на активные действия. Не выдержав напора толпы, пограничники ГДР около полуночи открыли шлагбаумы. С падением берлинской стены история революционных завоеваний пополнилась еще одним символом, не уступавшим по своему значению взятию Бастилии или штурму Зимнего дворца. Улицы западной части города превратились в спонтанный карнавал, слезы смешивались с шампанским, люди с общей судьбой, но разными паспортами смотрели друг на друга и не находили слов, чтобы выразить свои чувства. За одну ночь и следующий день, 10 ноября, в Западный Берлин «сходило» около миллиона жителей ГДР.[4]

Очень интересно мнение германского ученого Оскара Ференбаха относительно истинных предпосылок объединения двух Германий: «Сейчас, когда пытаются разгадать тайну «чуда объединения», редко кто вспоминает о концепции Аденауэра, суть которой заключалась в развитии страны по «интернациональному» пути в тесном сотрудничестве с Западом. Долгое время считалось, что она вредит делу объединения и таит в себе, в силу своей конфликтности большую опасность. Однако, жизнь показала, насколько мудрым и продуманным был данный подход.

Об этом необходимо помнить, прежде всего, потому, что в большинстве статей и книг, посвященных объединению, замалчиваются его истинные предпосылки либо по причине близорукости, либо из-за пристрастного отношения. Многие не могут допустить, что неуступчивость, упорство и бескомпромиссность способны стать ключом к успеху. Именно это и имело место в случае с первым бундесканцлером: безоговорочная интеграция с Западом, вхождение в атлантическую систему безопасности, абсолютная верность союзническим обязательствам, никаких уступок Кремлю, достижение материального превосходства свободного общества, экономическое истощение СССР в ходе конкурентной борьбы – все это по прогнозам Аденауэра в долгосрочной перспективе должно было ослабить Советы и вынудить их отказаться от претензий на Восточную Германию.

В те времена такая его позиция подвергалась уничтожающей критике, но сегодня совершенно очевидно, что она была провидческой. Это дает все основания называть Конрада Аденауэра прародителем объединения. Только его и никого другого. Такую оценку разделяют во всех политических лагерях, в том числе и его прежние противники».[5]

Роль М.С. Горбачева в объединении Германии. Принципы и механизмы объединения. Переговорный процесс

Подлинное знание о том, что и как произошло, невозможно без всестороннего осмысления роли М.С. Горбачева. Само значение его вклада в воссоединение Германии вроде бы никто не отрицает. Однако трактуют его неоднозначно. И речь не обязательно идет о политических противниках Горбачева, о тех, для кого все, что он делал, имеет лишь один знак – минус. Непонимание истинных мотивов Горбачева, неверная трактовка конкретных эпизодов переговорного процесса иногда настолько глубоки, что полностью искажают смысл не только роли Горбачева, но и всего произошедшего.

Правильно понять и оценить политику Горбачева в германском вопросе можно только в том случае, если вписать ее в более общий контекст: оценку им мировой ситуации, решительный выбор в пользу прекращения «холодной войны», приведшей человечество на грань самоуничтожения, развития событий в самом Советском Союзе. Решение германского вопроса призвано было стать фактором демонтажа фронтального противостояния систем. В середине 80-х годов германская проблема выступала для советского руководства в двух ипостасях. Существовали два немецких государства и две советско-германские политики. Общим было то, что и та и другая нуждались, как минимум, в корректировке и обновлении. Отношения и с ГДР, и с ФРГ сложились исторически, в них накопилось много иррационального, идеологически оторванного от реальности. Вопрос воссоединения Германии первоначально практически не ставился, хотя многим специалистам в Советском Союзе было очевидно, что рано или поздно оно произойдет. В ГДР, как и в самом Советском Союзе, назрели перемены. В этих условиях напрашивались два возможных, но исключающих друг друга подхода. Первый – навязать ГДР перестройку по образцу проводимой в Советском Союзе, то есть «инициировать» реформы извне. Второй – уважая независимость и суверенитет ГДР, следовать курсу невмешательства в ее дела, рассчитывая на перемены лишь под влиянием собственного, «перестроечного» примера. Исторически сложившийся характер отношений с социалистическими союзниками толкал руководство СССР к использованию первого подхода. Но лично для Горбачева, взявшего курс на глубокие преобразования во всем, это было абсолютно неприемлемо, ибо лишало отношения между СССР и странами Восточной Европы какой-либо перспективы. Уже на встрече с лидерами стран Организации Варшавского Договора (ОВД) в дни похорон своего предшественника Константина Черненко Горбачев заявил им, что советское руководство будет строго следовать принципу невмешательства в дела союзников.

В ответ на очередной пробный шар, поступивший от канцлера Гельмута Коля, Горбачев направил ему письмо, в котором впервые содержались слова о «новой главе» в отношениях между нашими странами. В октябре 1988 года канцлер прибыл в Москву. Для понимания смысла этого визита, особенно с точки зрения будущих подходов к германскому вопросу, важно учитывать атмосферу встречи, возникшее у двух политиков взаимное доверие. 28 октября 1988 года в Екатерининском зале Кремля состоялся переломный доверительный разговор, свободный от враждебности, идеологической перестрелки, двоемыслия и лукавства. Оба участника беседы позднее констатировали, что это был честный и откровенный разговор, отличавшийся реалистическими подходами, ответственностью и оптимизмом, чувством перспективы. При обсуждении на Политбюро Горбачев так подвел итог визиту Коля: «Пока перелома не наступило. Но толчок сильный для движения вперед на этом важном направлении дан».

Отношения между Горбачевым и Колем быстро приобрели дружеский характер, что помогло, в конечном счете, провести процесс преобразований в ГДР без чрезмерных потрясений, когда в ней, как и в других странах Центральной и Восточной Европы, наступили бурные месяцы политических потрясений. Символично, что «контакт», соединивший обоих государственных деятелей, совпал с выступлением Горбачева в Организации Объединенных Наций в начале декабря 1988 года. Перед всем миром был обозначен важнейший рубеж: необратимость перехода СССР к принципиально новой политике, отказ от идеологической заданности в отношениях с любыми странами. В начале июня 1989 года состоялся визит Горбачева в Федеративную Республику Германия. Всесторонний анализ германской проблемы, осуществленный за месяцы, разделившие два визита, убедил его в том, что жесткая позиция в вопросе германского единства, вызывавшая у него сомнения и ранее, бесперспективна. Разумеется, никто, в том числе и Горбачев, не мог себе представить, как и какими темпами будут развиваться события. Не могли исчезнуть в мгновение ока и серьезные разногласия по вопросу единства Германии как в СССР, так и в самой Федеративной Республике. Тем не менее, в Совместном заявлении, подписанном во время визита Горбачева в ФРГ, прозвучали новые ноты, составившие в совокупности вполне очевидный подтекст. В беседе наедине с Горбачевым Коль охарактеризовал этот документ как черту, подведенную под прошлым, источник, освещающий пути в будущее. Аналогичной была оценка Горбачева, назвавшего совместный документ свидетельством прорыва в отношениях. Сейчас, ретроспективно рассматривая итоги этого визита и значение подписанных тогда документов, можно с полным основанием сформулировать вывод: именно тогда фактически было положено начало процессу объединения Германии. В конце января 1990 года в кабинете Горбачева состоялось узкое совещание по германскому вопросу. В итоге дискуссии определилась позиция, которую Горбачев сформулировал следующим образом

– Выступить с инициативой образования «шестерки» (четыре державы-победительницы – СССР, США, Англия и Франция – и две Германии – ФРГ и ГДР) для обсуждения всех внешних проблем германского вопроса.

– В политике по отношению к ФРГ ориентироваться на Коля, не игнорируя вместе с тем Социал-демократическую партию Германии.

– Пригласить для переговоров в Москву нового премьер-министра ГДР Модрова и нового руководителя СЕПГ Гизи.

– Поддерживать регулярные контакты по германской проблеме с Лондоном и Парижем.

– Маршалу Ахромееву готовить вывод советских войск из ГДР.

Многое должно было произойти в мире, Европе и, прежде всего, в СССР в отношениях между русскими и немцами, чтобы такое решение германского вопроса стало возможным.

В феврале на конференции в Оттаве была достигнута договоренность относительно переговоров об «окончательном урегулировании» в рамках «шестерки». Вслед за этим в Бонне, Берлине и Москве состоялись три раунда переговоров, вошедшие в историю воссоединения Германии как «переговоры 2+4». Впоследствии вокруг этого наименования был искусственно создан дипломатический туман. Противники политики Горбачева, преследуя политические, а кто-то чисто личные цели, утверждали, будто концепция переговоров в рамках «шестерки» первоначально базировалась на формуле «4 + 2», которая, де, предполагала доминирование держав-победительниц над обеими Германиями. Соответственно, документальное и публицистическое переименование формулы «4 + 2» в формулу «2 + 4» трактовалось как неоправданно большая уступка, чуть ли не капитуляция. В действительности на фоне происходивших эпохальных изменений подобная канцелярско-дипломатическая схоластика потеряла всякое значение. По крайней мере, для Советского Союза и других держав-победительниц. Понятен интерес «к перемене цифр» у немецкой стороны, которую поддержал государственный секретарь США Бейкер. Немцы хотели лишний раз продемонстрировать, что времена, когда Германия рассматривалась как второстепенный участник переговоров, ушли в прошлое. Формула «2 + 4» звучала как признание того, что свои германские дела решают сами немцы, а бывшие победители будут заниматься международными аспектами воссоединения. Иначе говоря, порядок цифр в этой формуле воспринимался как проблема национального престижа. Упираться в порядке цифр, когда речь шла о судьбах Европы и мира, было не в правилах Горбачева. Думал он и о перспективах отношений между Советским Союзом и будущей объединенной Германией. Ему не нужен был торг по мелочам. Для него было очевидно, что немцы не только имеют право, но и неизбежно будут сами решать свои дела. Десятого февраля 1990 года на встрече с прибывшим в очередной раз в Москву Колем он четко и недвусмысленно заявил: «Немцы сами должны сделать свой выбор». И когда Коль переспросил: «Вы хотите сказать, что вопрос единства – это выбор самих немцев?», он получил ясное подтверждение: «Да... В контексте реальностей».[6]

15-16 июля 1990 года в Москве и Архызе прошли переговоры, снявшие последние препятствия на пути воссоединения Германии. Горбачев и Коль исходили из необратимости начавшегося процесса распада мировой системы социализма, пытаясь ввести его в цивилизованные рамки, не допуская эскалации насилия или возвращения к блоковому мышлению. Если советский руководитель находился под впечатлением острой борьбы на только что закончившемся съезде КПСС и нуждался в передышке, то его немецкий партнер занимал наступательную позицию. У них не было принципиальных разногласий в том, что восстановление германского единства является делом ближайшего будущего. Речь шла об условиях и темпах этого процесса, а также о месте Советского Союза в новой геополитической системе и гарантиях его безопасности. Стороны подтвердили, что единая Германия будет включать в себя территорию ФРГ, ГДР и Западного Берлина, «не больше, и не меньше». Международно-правовое признание восточных границ объединенного государства должно было снять вопрос о возможности пересмотра итогов второй мировой войны. К моменту объединения все права четырех держав-победительниц в отношении Германии должны были утратить свою силу.

Самым острым вопросом переговоров руководителей СССР и ФРГ оставалась военно-политическая интеграция будущей Германии. Коль настаивал на свободе выбора коалиции, что на деле означало сохранения членства в НАТО, для Горбачева более предпочтительным являлся статус неприсоединения по типу Австрии. Экстравагантные советские предложения, звучавшие в ходе переговоров первой половины 1990 г., вплоть до роспуска обоих военно-политических блоков или вступления СССР в НАТО, трактовались как признак слабости и вели к ужесточению позиции Запада. В отличие от разваливавшейся организации Варшавского договора, Коль мог опереться на сплоченность и мощь своих союзников. Не последнюю роль в смягчении позиций советской стороны во время переговоров сыграли обещания масштабных кредитов, которые были необходимы входившей в состояние глубокого кризиса экономике СССР. Пол грузом внутренних проблем Горбачев пошел на серьезные уступки своему партнеру по переговорам. Обе стороны выразили готовность после появления единой Германии заключить договор о добрососедстве и сотрудничестве. После того, как советское руководство согласилось с сохранением членства объединенной Германии в НАТО, проблема советской военной группировки, находившейся на территории ГДР, была переведена в организационно-техническую плоскость. Соглашение Коля и Горбачева предусматривало вывод войск за 4 года, в течение которых структуры НАТО не должны были размещаться в Восточной Германии, а гарнизоны западных союзников оставались в Берлине. Федеральный канцлер, выступая 17 июля перед депутатами бундестага, не удержался от сантиментов: «Согласованные сроки означают, что ровно через 50 лет после того дня, когда советские войска в ходе Второй мировой войны вступили на германскую территорию, последний советский солдат покинет Германию». ФРГ оплачивала все расходы по выводу советских войск, их общая сумма, согласованная в начале сентября, достигла 15 млрд. марок. Будущая Германия отказывалась от обладания любыми видами оружия массового поражения и брала на себя обязательство сократить свои вооруженные силы до 370 тыс. человек. [7]

История пошла вперед. Тридцать первого августа 1990 года в берлинском дворце «Унтер-ден-линден» состоялся торжественный акт подписания второго государственного договора между ФРГ и ГДР, определявшего механизм вхождения Германской Демократической Республики в Федеративную Республику Германию. В статье 1-й договора говорилось об образовании на территории бывшей ГДР пяти новых земель – Бранденбурга, Мекленбурга-Передней Померании, Саксонии, Саксонии-Анхальт и Тюрингии – и о том, что они войдут 3 октября в состав ФРГ. В статье 2 в качестве столицы единой Германии назывался Берлин, а 3 октября объявлялось национальным праздником – «Днем германского единства». В остальных 44 статьях договора, занявших в общей сложности 1000 страниц, в деталях регулировались практически все внутриполитические, экономические, правовые и административно-технические вопросы объединения Германии, главный смысл которых состоял в распространении западногерманского законодательства на территорию ГДР. 12 сентября в Москве министры шести иностранных государств-участников переговоров по формуле «2+4» подписали Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии. В договоре впервые однозначно в форме, исключающей какие-либо разночтения, зафиксирован окончательный характер внешних границ объединенной Германии, которые определяются в рамках ФРГ, ГДР и Берлина. Здесь же содержится четкое обязательство не иметь и не выдвигать в будущем территориальных претензий к другим государствам. Эти обязательства были подкреплены обещанием Германии изъять из своей конституции противоречащие им положения, и, прежде всего, статью 23-ю, допускавшую возможность распространения Основного Закона ФРГ на «остальные части Германии», под которыми подразумевались и бывшие немецкие земли, утраченные ею в итоге второй мировой войны. Следствием Договора стал полный отказ ФРГ от прежней «правовой позиции», исходившей из существования рейха в границах 1937 года. [8]. Вступление в силу договора было синхронизировано с объединением Германии и подразумевало возвращение ей полного суверенитета. Впервые новая Германия возникла не как следствие военных побед или поражений, а в результате соглашения со своими соседями и партнерами, что открывало шанс действительно нового начала, на сей раз не только германской, но и европейской истории.[9]

До самого краха Горбачев оставался верен своим обещаниям соблюдать мирный характер процесса преобразований. И словно по негласному приказу все остальные придерживались этого принципа – офицеры Советской Армии, восточно-германские пограничники… Никогда еще в мировой истории политический катаклизм такого масштаба не происходил столь безболезненно. Империя рухнула бесшумно, словно карточный домик. Величие Горбачева как государственного деятеля заключается именно в том, что ему удалось избежать кровопролития.[10]

9–10 ноября 1990 года Горбачев нанес визит в уже объединенную Германию. Состоялись торжества и подписание документов, которые заложили международно-правовые и морально-политические основы нормальных, действительно дружественных отношений между германским народом и народами СССР. [11]

Нельзя не признать очевидный факт: стратегические расчеты правящих кругов ФРГ на объединение, а точнее – на поглощение ГДР оправдались. Создание единой Германии произошло по тем правилам игры, которые диктовало Боннское правительство, в том объеме, который был запрограммирован внутренним законодательством ФРГ, в той форме, которая была поддержана мировым сообществом, и прежде всего, ближайшими военно-политическими союзниками Бонна. [12]

Германия сегодня, двадцать лет спустя

Но радость объединения быстро сменилась отрезвлением. Уравнивание жизненных условий повлекло за собой «насильственное приобщение к господствующей идеологии» согласно Статье 23 Конституции и, следовательно, глобальные изменения в общественной системе ФРГ. Этот «прыжок в холодную воду с тонущего корабля» («Нойес Дойчланд») неизбежно вызвал напряженность в обществе и привел к разного рода коллизиям. Как бы там ни было, одно не подлежит сомнению: согласно правилам экономического здравого смысла объединение было чистым безумием, политической и финансовой авантюрой, чреватой непредсказуемыми последствиями. «Величайший экономический и социальный эксперимент, на какой когда-либо отважились в Западном мире» (Вернер Вайденфельд», породил целый поток сложных проблем, как для восточных, так и для западных немцев.

По-настоящему убедительные альтернативные варианты, в которых бы учитывались все особенности ситуации, предложены не были. Тот, кто закрывает глаза на тот факт, что граждане ГДР жаждали в первую очередь не свободы, а возможности жить в соответствии с западными стандартами, едва ли сможет составить правильное представление об обстоятельствах, сопутствующих объединению. Естественно, Коль прекрасно понимал, что лишние голоса на выборах ему (и его партии) не помешают. Однако, нет никаких доказательств того, что более медленная и менее дорогостоящая процедура объединения протекала бы проще и беспрепятственнее. Никто не смог предугадать масштаб трудностей, поскольку с ними ожидали столкнуться, главным образом, в материальной, но никак не в психологической сфере. Основная их причина сводилась к различиям в образе жизни и менталитете.[13]

В октябре 2010 года Германия отметила 20-ю годовщину объединения. Многие на Западе и на Востоке страны встретили эту дату со смешанными чувствами. Надежды, которые жители бывшей ГДР связывали с падением Берлинской стены, так и не сбылись. Их беспокоит, что «на протяжении последних лет несправедливые и антисоциальные реформы ведут к ухудшению социально-экономической ситуации и падению уровня жизни граждан». Как свидетельствуют итоги репрезентативного опроса 1000 жителей восточных и западных федеральных земель, проведенного институтом «Форза», ожидания большинства бюргеров от развития Германии после воссоединения не оправдались. После падения стены 71 процент жителей бывшей ГДР надеялись на улучшения условий жизни. 20 лет спустя 46 процентов заявили, что их надежды так и не сбылись. Каждый четвертый житель востока ФРГ считает, что до 1989 года ему жилось лучше. Лишь 39 процентов опрошенных полагают, что в результате объединения Германии они выиграли. В своих невзгодах жители восточных земель винят прежде всего политику федеральных властей. В западных землях повышения уровня жизни в результате объединения Германии ожидали 52 процента. Но лишь 40 процентов респондентов завялили, что их ожидания сбылись. Итоги социологического опроса свидетельствуют о том, что почти 20 лет спустя после объединения Германии восточные и западные немцы демонстрируют отчужденность по отношению к друг другу. Что касается контактов на человеческом уровне, то лишь 21 процент западных немцев имеют знакомых на востоке страны. Для восточных немцев этот показатель составляет 33 процента. Но был один вопрос, в котором и западные и восточные немцы проявили завидное единство мнений. В том, что объединение Германии принесло им больше потерь, чем выгод. Западные немцы недовольны тем, что приходится платить «налог солидарности», который направляется на развитие восточных земель. А на востоке люди не в восторге от того, что уровень безработицы на территории бывшей ГДР почти вдвое выше, чем на западе. К тому же, 20 лет спустя после объединения страны должностные оклады, тарифные ставки и пенсии на востоке значительно отстают от западного уровня. А правительство ФРГ отказывается от их выравнивания на том основании, что это пока невозможно обеспечить экономически.[14]

Немецкий психолог Уве Мюллер, причем, надо сказать, что это западногерманский политолог, назвал сверхкатастрофой германского единства экономические последствия объединения. Он писал не так давно: «Этот счастливый случай германской истории обернулся экономическим бедствием. Половина страны сидит на игле финансовой помощи из старой ФРГ, как наркоман. Ни в одной стране мира, за исключением Ватикана, нет такой относительно низкой рождаемости, как в восточногерманской части нашего общества. Несколько высокотехнологических предприятий не меняют общей картины, тем более, что их не хватает, чтобы прокормить территорию с 15 миллионами населения. К тому же инвестиции сокращаются. В итоге Восточная Германия вновь отстала по доходам на душу населения от Португалии и Греции, которых она обогнала в середине 90-х годов. На новые земли Берлина приходится около 40 процентов зарегистрированных безработных, хотя там живет лишь каждый пятый немец. К тому же статистика не охватывает еще почти 30 тысяч челночников, которые по существу работают на западе Германии».[15]

От излишнего пессимизма избавляет лишь положительная динамика объединительного процесса и понимание его незавершенности. Присоединение ГДР к ФРГ только положило начало к воссоединению немецкого народа. Следы раскола еще остаются в душах людей. Несколько десятков лет совместной жизни «осси» и «весси», как называют друг друга западные и восточные немцы, показали, что процесс их взаимного сближения является делом даже не нескольких правительств, а нескольких поколений. О нем, как о свершившемся факте можно будет говорить лишь тогда, когда у руля Германии окажутся люди, вошедшие во взрослую жизнь уже в объединенной стране.[16]

Список литературы

1. Ватлин А.Ю. Германия в ХХ веке. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2002. – 336 с.

2. Максимычев И. Германия отметила 20-ю годовщину объединения [Электронный ресурс]: офиц. сайт радио «Голос России». М., 2010. URL: http://rus.ruvr.ru/2010/10/03/23862465.html (дата обращения 26.10.2010).

3. Михаил Горбачев и германский вопрос [Электронный ресурс]: офиц. сайт Фонда им. Даниила Андреева. М., 2007. URL: http://www.rodon.org/other/mgigv/pred.htm (дата обращения 26.10.2010).

4. Оскар Ференбах. Крах и возрождение Германии. Взгляд на европейскую историю ХХ века. – М.: Аграф, 2001. – 304 с.

5. Павлов Н.В. Современная Германия: Учеб. пособие по страноведению. – М.: Высшая школа, 2005. – 567 с.

6. 20-летие объединения Германии: что думают о нем на востоке и на западе страны [Электронный ресурс]: офиц. сайт Фонда им. Даниила Андреева. М., 2007. URL: http://www.rodon.org/polit-090312110137 (дата обращения 26.10.2010).