Утверждение на кафедре русского языка МОРДОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ Н.П. ОГАРЁВА
ФАКУЛЬТЕТ ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ
КАФЕДРА РУССКОГО ЯЗЫКА
КУРСОВАЯ РАБОТА
Тема: Фразеосемантическое поле ‘состояние и поведение человека^ в русских говорах Мордовии
Студент Р.И. Максиняев гр. 301
Руководитель курсовой работы Т.И. Мочалова
Содержание
Введение
1. Из истории изучения фразеологии
1.1 Изучение фразеологии в русской лингвистической литературе
1.2 Своеобразие диалектной фразеологии
1.3 Лингвокультурологический аспект изучения фразеологии: термины, понятия, определения
2. Фразеосемантика ‘поведение человека^
2.1 Концепт ‘болтливость^
2.2 Концепт ‘Я^
2.3 Концепт ‘воровство^
2.4 Концепт ‘внимание^
3. Фразеосемантика ‘состояние человека^
3.1 Концепт ‘страх^
3.2 Концепт ‘страдание^
3.3 Концепт ‘стыд^
3.4 Концепт ‘рассеянность^
3.5 Концепт ‘сожаление^
Заключение1
Приложение
Список использованных источников
Введение
В последние десятилетия XX века и до настоящего времени в отечественной лингвистической науке появилась тенденция к изучению русского языка в его культурно-антропоцентрическом аспекте, включающем целый ряд новых дисциплин, таких как лингвокультурология, когнитивная лингвистика, социолингвистика, прагмалингвистика и др. Особое внимание уделяется фразеологизмам, описанию их культурно-национальных коннотаций и выявлению «характерологических черт менталитета» [23, с. 238].
Исходя из современных тенденций, в данной работе при изучении фразеологизмов будет представлен их анализ в соответствии с принципами лингвокультурологии, поскольку исследование фразеосемантики ‘состояние и поведение человека^ непосредственно соприкасается с категориями менталитета, в данном случае славянского, а также с общим характером культуры этого этноса.
В связи с чем определяется актуальность работы данного типа, поскольку диалектная фразеология в рамках новой научной парадигмы требует своего дальнейшего изучения.
Объектом анализа послужил материал «Фразеологического словаря русских говоров Республики Мордовия» Р. В. Семенковой. Т.е. объектом исследования является диалектная фразеология, как правило, (1) отсутствующая в словарях русского языка; (2) присутствующая там, но с пометой «обл.»; (3) по форме одинаковая, но семантически не эквивалентная ФЕ в русском литературном языке и, наконец, (4) вариантная в соотношении с фразеологией литературной [1, c.4].
Таким образом, цель данной работы есть попытка исследования фразеосемантического поля «состояние и поведение человека» говоров Республики Мордовия в лингвокультурологичском аспекте.
Цель работы включает в себя следующие основные задачи исследования, основанные на методах лингвокультурологического описания:
1) дифференциация анализируемых фразеологизмов с точки зрения их концептосферы;
2) выявление характерологических черт менталитета через следующие семантические составляющие ФЕ—её ментальные категории:
а) символы;
б) архетипы;
в) эталоны;
г) стереотипы;
д) обряды, ритуалы;
е) мифы, мифологемы, фетишы и др.;
3) характеристика семантической структуры ФЕ посредством выявления в основе её внутренней формы следующих тропов и несобственно тропов:
а) метафоры;
б) метонимии;
в) синекдохи;
г) гиперболы;
д) алогизма;
е) сравнения и др.;
4) обнаружение в образе фразеологизмов их культурно-национальные коннотации;
5) раскрытие культурно значимого кода в компонентной структуре ФЕ (антропного, т.е. собственно человеческого, вещного, телесного, зооморфного, растительного (фитоморфного), природно-ландшафтного, духовного и/или религиозно-антропоморфного, временного, пространственного и др.);
6) обнаружение в сигнификате ФЕ коннотативных сем (оценочности, эмотивности, экспрессии и др.) и выявление их взаимосвязи с категориями менталитета.
Для достижения поставленных задач использованы следующие методы исследования:
а) описательный;
б) метод компонентного анализа;
в) метод лингвокультурологического анализа;
г) стилистическая характеристика;
д) метод контрастивного анализа (сопоставление с литературной фразеологией).
Научная новизна работы определяется тем, что в ней представлен анализ диалектной фразеологии, основанный на принципах лингвокультурного метода исследования, т.е. фразеосемантика изучается не только в рамках языковой науки, но и с привлечением знаний культурологии. Причём собственно культурологический подход при этом подвержен определённой редукции: фразеосемантика трактуется посредством культурологической справки, т.е. небольшого экскурса, раскрывающего обусловленность семантики оборотов с точки зрения их этнокультурных предпосылок и закономерностей, что расширяет собственно лингвистическое изучение семантики. Однако при этом предполагается «не упрощение понятия культуры, но выделение из многочисленных свойств этого феномена тех из них, которые существенны для его проявления в лингвокультурологическом анализе» [35, c.18].
Теоретическая значимость исследования заключена в том, что ФЕ изучаются через выявление и описание их национально-культурной семантики, в приоритет ставится при этом антропоцентризм языка. Таким образом, собственно человеческий фактор и обуславливает смену научной парадигмы в теории лингвистики, а именно: расширяет теоретические сведения по лексикологии, фразеологии диалектного и литературного языков.
Практическая значимость при этом определена межкультурным и межъязыковым коммуникативным потенциалом исследований данного типа, позволяющим на ментально-языковом уровне изучать русскую диалектную фразеологию представителям иной языковой идентичности.
Структура работы включает введение, историю вопроса, аналитический обзор по проблеме исследования, исследовательскую главу, заключение и список использованных источников.
Во Введении характеризуется теоретическая и методологическая база темы «Фразеосемантическое поле «состояние и поведение человека»»: цель, задачи, актуальность, научная новизна, практическая, теоретическая значимость, а также обосновывается выбор темы исследования, её своеобразие.
В главе Из истории вопроса рассматривается традиция и истоки изучения русской фразеологии, связанные с именами наиболее известных фразеологов, т.е. предлагается краткий экскурс в данную дисциплину.
В Исследовательской главе предлагается лингвокультурологический анализ диалектной фразеологии говоров Республики Мордовия. В первой её части исследуется фразеосемантика «поведение человека». Во второй её части анализируется фразеосемантическое поле «состояние человека».
В Заключении подводятся итоги семантического исследования ФЕ, рассматривается специфичность диалектной фразеологии.
1. Из истории изучения фразеологии
1.1 Изучение фразеологии в русской лингвистической литературе
Фразеологические обороты привлекают внимание исследователей на протяжении многих лет. Под различными названиями (речения, «крылатые слова», афоризмы, пословицы и поговорки, идиомы, выражения, обороты речи и т.д.) они объяснялись как в специальных сборниках, так и в толковых словарях, начиная с конца XVIII в. Ещё М.В. Ломоносов, составляя план словаря русского литературного языка, указывал, что в него кроме отдельных слов должны войти «речения», «идиоматизмы» и «фразесы», т.е. обороты, выражения [32, с.11].
Вместе с тем самостоятельной лингвистической дисциплиной фразеология стала сравнительно недавно. Предмет и задачи, объем и методы изучения ее еще недостаточно четко определены, не получили полного освещения. Менее других разработаны вопросы об основных особенностях фразеологизмов, отличающие их от свободных словосочетаний, о классификации фразеологических единиц и соотношении их с частями речи и т. д. Мнения языковедов относительно сущности фразеологизма расходятся. Некоторые исследователи (Жуков В.П. [16], Телия В.Н. [34], Шанский Н.М. [37] и др.) относят к сфере фразеологии устойчивые сочетания, другие (Амосова Н.Н. [4], Бабкин А.М. [7], Смирницкий А.И. [30] и др.) – только определенные группы. Так, некоторые лингвисты (в том числе и академик Виноградов В.В.) не включают в разряд фразеологизмов пословицы, поговорки и крылатые слова, считая, что они по своей семантике и синтаксической структуре отличаются от фразеологических единиц. В.В. Виноградов утверждал, что «пословицы и поговорки имеют структуру предложения и не являются семантическими эквивалентами слов» [12, с.243].
Труды отечественных учёных, посвящённые изучению непосредственно фразеологический состав языка, стали появляться сравнительно недавно. До 40-х годов XX века в работах отечественных языковедов можно найти только отдельные мысли и наблюдения, касающиеся фразеологии (Потебня А.А. [32, с.11-12], Срезневский И.И. [31], Фортунатов Ф.Ф. [37], Шахматов А.А. [32, с.13-14], Поливанов Е.Д. [27], Абакумов С.И. [2]).
Фразеология предлагает различные типы классификаций фразеологического состава языка в зависимости от свойств фразеологизмов и методов их исследования.
Возникновение фразеологии как отдельной лингвистической дисциплины со своими задачами и методами исследования в отечественной лингвистике относят к 40-м годам XX столетия и связывают с появлением работ В.В. Виноградова, в которых им были поставлены и решены многие вопросы общего теоретического характера, позволившие создать базу для изучения устойчивых сочетаний слов в языке. Именно им была впервые предложена синхронная классификация фразеологических оборотов русского языка с точки зрения их семантической слитности, были намечены пути и аспекты дальнейшего изучения фразеологизмов.
С конца 50-х годов О.С. Ахмановой [5] и А.И. Смирницким [30] разрабатывались вопросы, связанные с описанием фразеологизмов, как структурных единиц языка. Работы А.И. Ефимова [14], Б.А. Ларина [22] и С.И. Ожегова [6] посвящены изучению функций, выполняемых фразеологией в произведениях писателей.
Впервые классификацию фразеологических оборотов с точки зрения их семантической слитности представил Ш. Балли. Он разделил фразеологические обороты французского языка на три типа: обычные сочетания, возникающие, когда свобода выбора ограничена определенными пределами (une grave maladie "тяжелая болезнь"); фразеологические группы, образующиеся тогда, когда два понятия почти сливаются в одно (emporter une victoire "одержать победу"); и фразеологические единства, которые обозначают одно неразложимое целое (faire table rase "очистить место") [38, с.56].
В последние десятилетия XX века и до настоящего времени внимание исследователей русской фразеологии привлекает культурная семантика ФЕ, изучаемая в рамках новой антропоцентрической парадигмы. Больше всего фразеология привлекает исследователей-лингвокультурологов, поскольку она является наиболее ментально содержательной с точки зрения языковой картины мира народа-носителя и наиболее ярко отражает национальную культуру народа. Данный аспект изучения фразеологии был теоретически и аналитически освещён на рубеже веков в работах В.Н. Телии [34], И. Сандомирской [28], В.А. Масловой [24], В.В. Красных [21], Зимина В.М., Крымской М. [17] и др. На основе выработанного алгоритма описания культурной семантики фразеологизмов, принадлежащего В.Н. Телия и её школе, был разработан группой ученых-фразеологов не имеющий аналогов в мире толково-культурологический словарь русской фразеологии [9].
1.2 Своеобразие диалектной фразеологии
К диалектной фразеологии, как и к литературной, относятся устойчивые сочетания слов с целостной семантикой, обладающие регулярной воспроизводимостью в речи. Диалектная фразеология в большинстве случаев наделена высокой экспрессивной, эмотивной и гиперболо-алогической специфичностью, тематически репрезентирующей явления обыденные и повседневные, с отражением характерного деревенского быта и деревенской культуры. «Поэтому очень часто фразеологизации подвергаются сочетания общеупотребительных слов», в то время как собственно диалектная лексика малочисленна [18, с. 81]. Но при этом диалектная фразеология ограничена ареалом своего употребления и, как правило, отражает языковую картину мира сельского жителя. В составе диалектных фразеологических сочетаний, как и в других языках, широко представлена соматическая лексика [18, с. 81-82].
По структурным признакам диалектная фразеология, во-первых, обладает разноаспектной вариативностью.
1) Акцентологические варианты: брать в г`олов`у.
2) Фонетические варианты: верховой огонь (вогонь) – пламя.
3) Морфологические варианты: проспать царствие (царство) небесное.
4) Синтаксические варианты: голосом вопить – вопить в голос.
5) Лексические варианты: лезть (тянуться) из нитки.
Во-вторых, диалектные ФЕ обладают количественной вариативностью компонентов: [поднять] хвост купырём, красные [деньги] получать.
В-третьих, по составу диалектная фразеология соотносится с разными частями речи:
1) с существительными: казачье солнце (луна);
2) с прилагательными (краткими и, реже, полными): глаза не сыты, прискучливо дело (то, что быстро надоедает);
3) с глаголами, что наиболее распространено: проесть все злыдни;
4) с наречиями: на виднышке (не таясь);
5) с междометиями: опричь тебя возьми;
6) ФЕ могут составлять особую группу фразеологизмов-предложений: отбиться от кнута и от палки, с избы на борону прыгнуть и др.
В-четвёртых, большое количество диалектных фразеологизмов построены на плеоназме и тавтологии: катушки да катушки, лень-перелень, лежать лёжкой, вьюном вить, пар парить, крутнём-вертнём ходить и многие др.
В-пятых, основой формирования фразеологизмов часто служат обряды, ритуалы, реликты мифологических поверий, фольклорные произведения (пословицы, поговорки и др.).
1.3 Лингвокультурологический аспект изучения фразеологии: термины, понятия, определения
Терминологический аппарат современных лингвокультурологических методов исследования опирается на антропоцентризм языка и обусловлен взаимосвязью семантики и менталитета. Такие базовые понятия, как концепт, архетип, эталон, стереотип, мифологема, культурный код и др. способствуют описанию и детерминированию культурной семантики фразеологизмов с психологией человека и его языковой картиной мира. В основе этих понятий лежат категории устойчивости и воспроизводимости, связанные с непреходящими, а также диахронически маркированными явлениями, как правило, потенциально обнаруживаемыми при определении пластов культуры в семантической структуре фразеологизмов.
Концепт как одна из основополагающих категорий при описании семантики фразеологизма представляет собой «одновременно и суждение, и понятие, и представление», которые отражают концептуальную картину мира человека [3, с.21, 25]. Концептосфера – это совокупность концептов, составляющих языковую картину мира человека.
Языковая картина мира не есть миросозерцание конкретного человека, тем более не его научные представления, – это самобытная, содержательная сторона языка какого-либо этноса, имеющая донаучный, специфически национальный характер и отражающая его образную систему (мифологемы, символы, образно-метафорические слова, коннотативные слова и др.) [24, с. 64-72].
Архетип – древнейшее, ментально устойчивое представление, фиксирующее качественно значимые оппозиции концептуальной картины мира человека и имеющее, как правило, вненациональный характер.
Стереотип – оценочно устойчивое, национально маркированное представление человека о явлениях окружающего мира, выступающее в виде образа или ситуации, представляющее собой своего рода ментальную «картинку» [24, с. 110].
Мифологема – это атрибутивно-образный и вместе с тем представленческий фрагмент мифологической языковой картины мира человека.
Эталон (мерка) – это образцовый, исторически сложившийся признак какого-либо антропоцентрического явления, выступающий как мерило общечеловеческих ценностей.
Культурный код – это дифференцированная и семантически соотнесённая лексема с той или иной культурной действительностью (духовной или материальной). Культурный код указывает на взаимосвязь предметов и представлений о них и, наоборот, представлений с их предметной соотнесённостью.
2. Фразеосемантика ‘поведение человека^
Сюда входит группа фразеосочетаний, отражающих особенности поведения человека, систему оценок и ценностей концептуальной картины мира диалектоносителей русских говоров Мордовии.
2.1 Концепт ‘болтливость^
Особенностью данного концепта в фразеосемантическом поле «поведение человека» является его связь с телесным кодом культуры, а именно: с соматическим компонентом язык.
Язык как помело. Об очень болтливом человеке [1, с.277].
Негативная оценка образа фразеологизма связана в первую очередь с компонентом помело, который как предмет домашнего обихода издавна был частью также и мифологического сознания, в котором этот предмет ассоциировался с «нечистым», демоническим началом [29, с. 64].
Прежде всего, помело — это непосредственный атрибут ведьмы, а также других персонажей нечистой силы в народных поверьях [29, с. 64]. Таким образом, представление о том, что помелом может завладеть нечистая сила, что в виде метлы могли появляться духи [29, с. 64], отразилось в сравнительной мотивации этого ФЕ, в сравнении языка с помелом.
Образ фразеологизма восходит к древнейшему осознанию мира — к анимистическому мышлению, одушевляющему и олицетворяющему части тела человека – в частности его язык, который таким образом выступает в роли символа человеческой речи, а также мир предметный – помело, которое здесь выступает в роли мифологемы. Поэтому ОФ также восходит к мифологическим формам окультуривания телесного мира по аналогии с миром предметно-инструментальным.
Сравнительный характер ФЕ основан на стереотипе и мифологеме, которые связаны отрицательным началом: нечистота болтливости с представлением о нечистоте помела.
Таким образом, отрицательная коннотация компонента помело, направленная в сравнительном обороте на язык, т.е. метонимически на речевое поведение лица (Х-а), связана с идеей о том, что помелом может овладеть нечистая сила [36, с. 221], — следовательно, по механизму сравнения также и языком адресата — его речью (на чём и основывается метафорический характер ФЕ и его негативная окраска). Ср. с рус. лит. ФЕ чёрт дёрнул за язык.
О том, насколько ФЕ язык как помело архаична, может служить, например, современная поговорка новая метла по-новому метёт, в которой метла символизирует уже аспект обновления [36, с. 221] и не имеет мифологического подтекста, обуславливающего отрицательность характеристики. Вместе с тем компонент помело сохраняется лишь в диалектах, причём только в составе фразеологизма, а в литературном языке в основном упоминается лишь в связи с образом Бабы-Яги в русских сказках. Т.о., компонент помело как форма сравнительно архаичная и редко употребительная содержит в себе так же и древнюю форму осознания мира, соотносясь с мифологическим пластом культуры.
В ОФ также вкраплена и синекдоха — древнейшее метонимическое отождествление части и целого: язык как неотъемлемая часть целого заменяет самого человека.
Итак, компонент язык соотносится с телесным кодом культуры, а помело соотносится с вещным кодом культуры, символизируя злое, иррациональное начало в человеке.
В целом ФЕ представляет собой вещно-телесную метафору.
Как за язык подвешенный. 3. Болтливый [1, c.176]. Возможно, что эта ФЕ вошла в область русских говоров территории Мордовии посредством искажения литературной ФЕ язык подвешен, которая в свою очередь, видимо, является калькой с франц. avoir la langue bien pendue — язык хорошо подвешен[17, с. 459].
Коннотация этой ФЕ положительная, но в говоре она искажается в противоположную отрицательную окраску и приобретает форму сравнительного оборота. При этом изменяется также значение, но внутренняя форма ФЕ почти остаётся прежней, наследуя специфику оборота, т.е. образуясь посредством «колокольной» метафоры [17, с. 459]: язык колокола здесь имплицитно сравнивается с языком человека через речепроизводящую функцию последнего, т.е. метонимически. Следовательно, образ ФЕ имплицитно связан со звонкостью колокола, а также с подвешенным положением языка колокола, который «болтается» в нём, образно говоря, как язык человека при его болтливости. Ср. с ФЕ из этого же словаря: бластить во все колокола (‘повсюду говорить о чём-либо^).
Однако нельзя упустить из поля зрения и алогизм фразеологического оборота в целом, который заключён в неадекватном использовании предлога за в структуре метафоры: человек не пропорционален по отношению к своему мышечному органу, языку, за который он, образно и преувеличенно подвешен, что и создаёт образную мотивацию ФЕ. Т.е. через алогическое использование метафоры, через её экспрессивную гиперболичность и создаётся фразеологический образ.
Итак, образ фразеологизма восходит к древнейшим анимистическим представлениям, при которых язык человека, одушевляясь, наделяется речепроизводящей способностью, подобно его обладателю.
В ОФ компонент язык символизирует речь человека, а компонент подвешенный с предлогом за отображают в алогическом плане метафору, заключённую в скрытом переносе признаков звонкости колокола на характеристику человеческого поведения — на его болтливость.
Таким образом, фразеологизм содержит пространственный код культуры (предлог за), телесный (компонент язык), а также собственно человеческий культурный код (компонент подвешенный).
Образ фразеологизма отражает стереотип, связанный с отрицательным отношением к болтливости.
ФЕ язык держать около себя. Молчать, не говорить лишнего. Метафорическая база этой ФЕ опирается на архетипическую оппозицию «своё – чужое», которая выражена в предлоге около и в компоненте себя, образующих вместе с компонентом держать и язык телесно-зооморфную антропную метафору. ОФ отражает ситуацию, при которой нежелательность говорить лишнее восходит к архетипу «своё – чужое», что и объясняет негативную оценку оборота и связывает его со стереотипной национально-культурной коннотацией. Ср., напр., русской литературной ФЕ держать язык за зубами.
Компонент язык соотносится с телесным кодом культуры, компонент держать и себя – с антропным, около – с пространственным и антропным кодом.
Сравните следующий контекст: Йизык бы эдъким старухъм и диржать окълъ сия (Н Бай, БИ) [1, с.65].
ОФ восходит к мифологическому мировосприятию, при котором язык воспринимался как предмет, сам по себе обладающий речепроизводящей способностью, и как часть целого по смежности отождествлялся с человеком, т.е. метонимически обозначал человека и его речепроизводящую способность.
Метафорическое переосмысление в ОФ мотивирует компонент держать и по аналогии с животным миром придаёт олицетворение компоненту язык как животному, которое необходимо удержать, т.е. отражает значение бесконтрольности. Таким образом, метафора ФЕ имеет долю зооморфных черт; ср., напр., с литературной ФЕ придержать язык.
Таким образом, в рассмотренных ФЕ компонент-метонимия язык несёт интенсивную фраземоорганизующую символьную нагрузку и, как выяснилось, окрашен негативно. Это объясняется, прежде всего, соматичностью компонента язык, поскольку «<…> все части тела человека в мифологии были принадлежностью демонов, дьявола, нечистой силы» [24, с. 137].
Это объясняется и тем, что компонент язык приобрел в культурном сознании, имея корни ещё с мифологического мышления, стереотип причинения зла. Метонимически обозначая субъекта речевой деятельности, язык начиная с древнейших времён приобретает отрицательную коннотацию, маркируя при этом, как правило, ситуации зла, принесения вреда, связанных с процессом говорения, процессом речи (ср. выражения относительно клеветников, сплетников: злые языки, змеиный язык, не язык, а жало и т.п.) [9, с. 727].
2.2 Концепт ‘Я^
Потерять себя. Вести развратный образ жизни [1, c.188].
Образ фразеологизма соотносится с архетипической оппозицией “праведный — греховный” [29, с. 425-426] и, таким образом, восходит к христианскому мировосприятию. “Потерять себя” в данном отношении означает “стать чужим”, однако, не только для других, но и для себя самого, что соотносит образ фразеологизма с христианским понятием греха, проступка.
В русском народном сознании «<…> проявление “чужести” воспринимается как отклонение от общепринятых норм поведения, которое угрожает благополучию социума в целом и требует немедленного исправления» [29, с. 426]. Ср. с выражениями в литературном языке потерянная личность; он — человек потерянный; потерянный (морально опустившийся, конченый) [25, с. 571].
Компонент потерять мотивирует метафорическое переосмысление нравственного поведения лица (Х-а), при котором оно коннотируется как проявление “чужести” и отклонения от общепринятых норм через компонент себя, который выступает в качестве эталона, мерки поведения и таким образом включен вместе с компонентом потерять в антропную метафору. Вместе с тем компонент себя соотносится с представлениями диалектоносителя о человеке как о целом. В связи с этим ОФ также мотивирован представлением о «Я» человека как о цельной совокупности его материально-духовных проявлений и характеристик. Нарушение же этой целостности (т.е. «потери себя» как своей составной части, своего духовного эталона) предопределяет «потерю» этой личностной нравственной гармонии [21, с. 6-10]. Судя по всему, образ фразеологизма также напрямую связан с архетипической оппозицией «потеря – приобретение», основанной на отождествленном понимании материальной и духовной потерь. И таким образом, компоненты потерять и себя соотносятся с религиозно-антропоморфным кодом культуры.
Исходя из контекста, можно сделать вывод о подчёркнуто феминной природе ОФ, подчёркнутость и отрицательная оценка которого обусловлена патриархальными культурными установками России ещё с давних времён, предъявляющие высокие требования и предубеждения относительно поведения женского пола.
Ср. контексты: Анна пътирялъ сибя, но зубы зъгавариват гажо (С Фёд, СШ); Самъ главнъ, штоб девушкъ сибя ни пътирялъ (Ат, Лям) [1, c.188].
Кроме того, в основе образа фразеологизма можно усмотреть и установку на несоответствие нравственного поведения лица (Х-а) устоявшемуся эталонному поведению. И поскольку фразеологизм гендерно маркирован, то он выступает в роли гендерного стереотипного представления о женской порочности/ непорочности.
В ОФ можно выделить алогизм, который компенсируется компонентом себя, выступающим эталоном поведения, причём не как пример «со стороны», а как мерка себя же самого, но себя, не соотносящегося с тем “Я”, которому она ставится в пример, в образец.
Таким образом, в данном случае наибольшую исследовательскую ценность представляет компонент себя.
И. Сандомирская говорит «<…> о парадоксальном тождестве, на котором основывается субъектность: “Я” = “Я + не-Я”. Например, выражения выйти из себя (от гнева), быть вне себя (от восторга/ радости/гнева/злости/возмущения), быть не в себе (от беспокойства/горя) <…> и другие указывают на наличие некоторой особой области («себя») внутри субъекта, которую субъект как бы может покинуть и в которую потом он как бы может возвратиться» [28, с.123].
Итак, автор указывает на особый фраземоорганизующий фактор грамматики местоимения себя, которое не имеет номинативной формы и принимает лишь функцию косвенных, а значит, объектных падежей (см.[28, с.125])., напр., себя, себе, собой, о себе.
Таким образом, архетипическое разграничение “Себя” от “не-Себя” коррелирует с собственно языковыми факторами, образуя в итоге готовые в говорах к воспроизведению культурные конструкты типа: не помнить себя (‘не отдавать себе отчёта в делах, поступках^), взойти в себя (‘опомниться, успокоиться^) и др.
2.3 Концепт ‘воровство^
Протягивать руку на чужое добро. Воровать [1, с. 197].
ОФ восходит к архетипическому противопоставлению «своё – чужое». В ОФ компонент руку символизирует присвоение; компонент добро символизирует законную, добродетельную собственность, нажитую честным путём в отличие от «протянутой руки», заведомо нарушающую её законность. ОФ создаётся метонимической метафорой, косвенно называющей действие воровства через его внешние проявления. Фразеологизм представляет собой антропную метафору.
В ОФ компонент добро соотносится с вещным кодом культуры; компонент протягивать – с физически-процессуальным кодом; компонент чужое – с собственно человеческим; компонент на – с пространственным, а компонент руку – с соматическим кодом.
Фразеологизм выступает в качестве стереотипа предосуждения воровства, неприятия диалектоносителями присвоения чужого имущества.
2.4 Концепт ‘внимание^
Перемотать глаза на уши. Приготовиться с напряженным вниманием слушать [1, с. 169].
«Образ фразеологизма восходит к древнему способу запоминания — к завязыванию узелка «на память» на полах одежды, на ниточках её тканей, на верёвочках, на концах пояса, платка» [9, с. 388]. Ср. ФЕ намотать слёзы на кулак. По этой причине глагол перемотать представляет собой метафору ‘запоминания^, которая синхронически осмысливается с точки зрения ВФ фразеологизма как гиперболо-алогическая. С этой стороны метафора фразеологизма мотивирована также прототипической ситуацией, – когда внимательно слушающий человек так же внимательно и смотрит, причём зрительный способ восприятия при этом как главнейший в жизни, по представлению диалектоносителей, через компонент глаза гиперболически обозначает интенсивность/сконцентрированность процесса ‘подслушивания^ (слушания). Ср. контекст: Я пириматал глаза на уши, иду пъ сикретки (Мар, Тор) [1, с. 169].
ОФ создаётся метафорой, уподобляющей процесс известного способа запоминания (завязывания узелка «на память») посредством глагола перемотать, а также через компоненты глаза и уши на процесс подслушивания и/или внимательного слушания, – в связи с чем фразеологизм представляет собой метафору подслушивания как процесса ‘запоминания^.
С другой стороны, фразеологизм перемотать глаза на уши мотивирован отождествлением смежных понятий: слух, зрение – и ‘подслушивание, подглядывание^, в частности перенесением понятия ‘подглядывания^ (который реализуется компонентом глаза) на процесс подслушивания (который реализуется компонентом уши), поскольку оба явления могут происходить одновременно. Таким образом, смысл ‘подслушивания^ раскрывается через стереотип ‘подглядывания^ (компонент глаза), – наверное, в виду того, что этот стереотип более неблаговиден (подглядывать – намного ниже, чем подслушивать) и, следовательно, маркирован более негативно (что и обусловливает его участие в мотивации семантики ‘подслушивания^).
ОФ также восходит к явлению анимистического мышления, при котором частям человеческого тела буквально приписывались физиологические способности восприятия (в основном слух, зрение) и которые при этом олицетворялись. Поэтому в основе ОФ лежит метонимия как древнейший вид отождествления, в частности, слухового и зрительного восприятия с органами этих чувств как «видимыми» заместителями. ОФ также восходит к формам окультуривания телесного мира по аналогии с миром предметно-инструментальным, о чём в частности свидетельствует глагол перемотать, мотивирующий семантику ‘слушания-запоминания^ через его соотнесённость с древним способом запоминания – завязывания узелка «на память».
Таким образом, глагол перемотать соотносится с физически-процессуальным кодом культуры, компоненты глаза и уши с телесным и собственно человеческим, предлог на – с пространственным кодом. В ОФ компонент глаза выступает в роли символа подглядывания, компонент уши – в роли символа подслушивания, в целом же оба символа воспринимаются на фоне стереотипного представления о внимательно слушающем и смотрящем человеке.
ОФ представляет собой вещно-телесную антропоморфную метафору и выступает в роли стереотипа подслушивания и/или внимательного слушания.
3. Фразеосемантика ‘состояние человека^
Сюда входит группа фразеосочетаний, отражающих явления из разряда психологического состояния человека, семантический акцент в них – эмоциональная сфера диалектоносителей говоров Мордовии.
3.1 Концепт ‘страх^
Проть сердца оторвалось. О внезапном ощущении тревоги, испуга [1, с.163].
Фразеологизм представляет собой телесно-антропоморфную метафору.
Пространственно-метафорическую и экспрессивную мотивацию ОФ выполняют компоненты проть и оторвалось.
ОФ создаётся метафорой, мотивированной представлением о процессе отрывания как резком и болезненном и уподобляющей таким образом этот процесс внезапному состоянию страха.
Компонент оторвалось соотносится с физически-процессуальным кодом культуры, компонент проть – с пространственным, компонент сердце — с телесно-антропным кодом, указывающим на всю совокупность представлений о сердце не только как о жизненно значимом органе человека, но и как о его эмоциональном центре, средоточии его чувств и желаний. «Многие древние народы полагали, что душа человека, предназначенная для будущей небесной жизни, живёт в сердце»[9, с.86].
Ср., например, как в русской литературе может двояко олицетворяться образ сердца: «…Сердце – крашеный мертвец (курсив мой. — М.Р.) / И, когда настал конец, / Он нашёл весьма банальной / Смерть души (курсив мой. — М.Р.) своей печальной…» [8, с. 237] Т.е. сердце олицетворяется и как физический орган, и как вместилище, оболочка души, т.е. как синоним души, через метафору смерти.
Компонент проть отражает архаическую форму предлога со значением ‘перед, напротив^ и маркирует диалектное происхождение данного фразеологического оборота.
Образ фразеологизма также может восходить к архетипическому противопоставлению «жизнь – смерть», поскольку испуг человека часто ассоциируется со смертью (ср. умереть от страха, испугаться до смерти). Фразеологизм в целом выступает в роли стереотипа состояния сильного испуга.
В целом образ фразеологизма восходит к древнейшей форме осознания мира—к анимизму, предполагающему не только одушевление предметного, видимого, но и непредметного мира, в данном случае сердца, которое осмысливалось как вместилище души.
3.2 Концепт ‘страдание^
Намотать слёзы на кулак. Много вынести, перестрадать [1, c.139].
Образ фразеологизма восходит к архетипу «счастье – несчастье / доля – недоля».
Семантику страдания мотивируют компоненты слёзы и кулак, внутренняя форма которых содержит культурную символику как страдания (слёзы), так и сдержанного негодования, т.е. выдержки, относительной терпеливости (кулак). Компонент кулак при этом символизирует физическое преодоление горя, несчастья. Ср. с литературной ФЕ держать себя в руках. В основе образа фразеологизма лежит метонимия, отождествляющая чувства с их внешними проявлениями. Образ фразеологизма мотивирован также и оксюмороном, поскольку кулак и слёзы семантически антиномичны и резко контрастны.
Компоненты слёзы и кулак соотносятся с телесным кодом культуры, компонент намотать – с собственно человеческим, а предлог на – с пространственным кодом.
«Образ фразеологизма восходит к древнему способу запоминания — к завязыванию узелка «на память» на полах одежды, на ниточках её тканей, на верёвочках, на концах пояса, платка» (ср., фразеологизм с таким же значением намотать горе на клубок; а также литературные ФЕ типа: завязать узелок на память, потерять нить, по нитке дойти до клубка; ФЕ в диалектах Иркутской области типа: на уши намотать, намотать себе на кулак) [9, с. 388].
Итак, в образе фразеологизма скрыта метафора «запоминания» с процессуальным значением ‘завязать, намотать^, что в переносном смысле понимается как ‘запомнить^, в данном случае – через компоненты слёзы и кулак – горе, пережитое страдание. В целом же ОФ представляет собой типичную алогическую метафору, гиперболизм которой мотивирует его смысловую эмотивность.
Фразеологизм в целом представляет собой антропоморфную метафору и выступает в роли стереотипного представления о пережитых страданиях и горьком воспоминании о них.
3.3 Концепт ‘стыд^
Глаза зябнут. Кто-либо испытывает чувство стыда [1, с.88-89].
ОФ восходит к древнейшей форме осознания мира—к анимизму, при котором части тела человека олицетворялись, одушевлялись. В связи с чем образ фразеологизма создаётся метафорой, персонифицирующей глаза человека посредством включения глагола зябнуть, который уподобляет при этом данный процесс состоянию стыда, способного отражаться в глазах человека.
Тем самым, ОФ также создаётся и метонимией, отождествляющей «глаза — взгляд, взор» по смежности этих понятий: орган зрения — зрение как перцептивный способ восприятия — и зрение как внешнее проявление чувства стыда.
В ОФ вкраплена также и синекдоха — древнейшее метонимическое отождествление части и целого: компонент глаза как часть человека замещает здесь самого человека.
В ОФ компонент глаза выступает в роли стереотипного представления о том, что глаза человека – это зеркало его души, отражающие его чувства и эмоции. В связи с чем компонент глаза выступает в роли символа человеческой души как эмоционального центра человека. Ср. также с диалектной ФЕ нет стыда в гляделках [1, с.52].
Ср. с поговоркой: От стыда некуда глаз деть, никуда глаз нельзя показать [13; Т. 2. – С. 730].
В ОФ компонент глаза соотносится с соматическим кодом культуры, а компонент зябнуть – с кодом физического состояния или, иными словами, с собственно человеческим кодом.
В целом ОФ выступает в роли стереотипа сильного стыда.
Совесть берёт. Кому-либо стало стыдно, совестно [1, с. 233].
ОФ восходит к анимистическому мировосприятию, для которого характерно одушевление объектов предметного мира и опредмечивание отвлечённых объектов. В связи с чем компонент совесть через глагол берёт обнаруживает метафорическое персонифицирование: чувство совести в данном случае объективируется от субъекта состояния с помощью ф. 3 л. ед. ч. ( берёт).
В ОФ компонент совесть соотноситься с духовным кодом культуры, компонент берёт — с физически-процессуальным кодом, мотивирующим опредмеченность такого отвлечённого, т.е. невидимого, понятия, как совесть, выступающего в данном случае как синоним слова стыд.
В ОФ компонент совесть выступает в роли духовного эталона, причём совесть человека мыслится как внутренняя мерка, которая заставляет человека совершать или же не совершать те или иные поступки, т.е. осмысляется как внутренний личностный критерий нравственного выбора. Однако в разных контекстах может переносно обозначать и чувство стыда и чувство совести. Ср.: Восей гости ко мне пришли, а у миня куска хлебъ нет, индъ совисть бирёт (Супод, Ар); Дъ как же я к ним ни зайду? Совисть убьёт (Н Ал, СШ) [1, с. 233].
ОФ выступает в роли стереотипа сильного стыда.
Для обозначения же отсутствия чувства стыда в говорах Мордовии употребляется ФЕ из стыда выйти (потерять стыд) [1, с. 243].
ОФ восходит к анимистическому мировосприятию древнего человека, при котором объекты предметные и опредмеченные одушевлялись. В данном случае компонент стыд выступает в роли эталона чувства совести как нормативной общественной установки. В ОФ также лежит архетипическое противопоставление «свой – чужой», при котором отклонение от общепринятых норм в народе определяется как проявление «чужести» [29, с. 426].
ОФ создаётся метафорой, уподобляющей процесс «выхода» человека из стыда отсутствию последнего. ОФ создаётся также и синекдохой: компонент стыд воспринимается здесь как часть эталонного состояния человека, тем самым по смежности взаимоотождествляясь с самим человеком. Ср. литературную ФЕ выйти из себя, быть вне себя (от радости, горя). Ср. с поговоркой: Стыд в мешок, а сам за него скок! [13; Т. 2. – С. 730].
ОФ выступает в роли стереотипа отсутствия стыда.
3.5 Концепт ‘рассеянность^
В обмешулках. Второпях, в рассеянности [1, с. 150].
ОФ создаётся синекдохой – в данном случае древнейшей формой осознания множественного в значении единственного. Тем самым ОФ создаётся с помощью синекдохической гиперболы, мотивирующей множественностью компонента обмешулках интенсивность состояния рассеянности, ошибки.
Слово обмешулка в словаре Даля фиксируется в значении ‘ошибка, промах^. Ср. приведенный им контекст: Я это в обмишулках сделал, ошибкой; Видно, брат, мы с тобой в обмишулках, в дураках, обмануты. Ср. производные от него глаголы: обмешелиться, обмишулиться – ‘ошибиться, дать маху, обмануться^[13; Т. 1. – С. 1113].
Ср. также однокоренные слова за-меш-каться, меш-аться, с-меш-аться (о чувствах), меш-кать с общим значением ‘суетиться, сомневаться, обманываться^. Ср. также прил. меш-котный (медлительный, непроворный – о человеке), меш-котная стряпуха (о работе), меш-кота [13; Т. 1. – С. 888] и др.
Итак, компонент обмешулках соотносится с психическим, т.е. собственно человеческим, кодом культуры, предлог в – с пространственным кодом.
Ср. с поговоркой: мешканьем беды не избудешь [13; Т. 1. – С. 888].
В целом ОФ выступает в роли стереотипа рассеянности.
3.6 Концепт ‘сожаление^
Укусить бы локотка. Вернуться бы в прошлое, исправить ошибки [1, C. 259].
ОФ создаётся метафорой, уподобляющей прототипическое явление принципиальной невозможности укусить собственный локоть действию, не осуществимому в силу ушедшего времени. Компонент локотка выступает в роли символа чего-то заведомо неосуществимого, соотносясь с соматическим кодом культуры; компонент бы мотивирует и подчёркивает ирреальную модальность стереотипной ситуации, усиливая при этом акцент сожаления и соотносясь с психическим кодом; компонент укусить мотивирует посредством экспрессивной семы семантику оборота в целом, соотносясь с антропным кодом культуры. Таким образом, фразеологизм представляет собой собственно антропную метафору. Ср. с литературной ФЕ локоть не достать.
Фразеологизм в целом выступает в качестве стереотипа сожаления.
Итак, национальные и культурные смыслы, отражённые во внутренней форме фразеологических оборотов, обуславливают коннотативную семему сигнификата ФЕ, а именно: ярко выраженную оценочность, эмотивность, экспрессивность, а также стилистическую маркированность.
Заключение
В рассмотренных ФЕ русских говоров Республики Мордовия наблюдается богатый национально-культурный пласт, отражающий воззрения диалектоносителей, их представления об окружающем мире. Настоящее исследование показало значимость разнообразных механизмов, формирующих характер семантической структуры оборотов, в частности национально-культурную обусловленность идиом.
В ходе исследования диалектной фразеологии были обнаружены реликты мифологического мышления, явившегося основой формирования фразеологического образа и его семантики. Представления древних, одушевляющих окружающий мир, его явления и предметы, дали толчок для возникновения образного или художественного мышления, с помощью которого в итоге образовались такие сложные для изучения микротексты, как народная фразеология, являющаяся фрагментом языковой картины мира носителей диалектного языка.
Например, можно сказать с уверенностью, что диалектная фразеология отличается от литературной не только более архаичной лексикой, но и более причудливой образностью ФЕ, архаическими элементами как духовной, так и материальной культуры, а также их яркой стилистической маркированностью.
Каждый фразеологизм, как мы показали в исследовании, представляет собой концептуальную метафору, т.е. связан с определённым понятием, содержащим какое-либо культурно/ментально зафиксированное явление в виде иносказательного оформления носителями диалекта. В этой связи концептосфера диалектной фразеологии антропоцентрична и взаимопроникнута как элементами материальной, так и духовной культуры. Также диалектная фразеология социально маркирована—она имеет во многом деревенский колорит, тем самым отражая её нелитературную, т.е. узко употребительную воспроизводимость, а также языковую картину мира сельского жителя.
Фразеосемантика «поведение человека», как выяснилось в ходе исследования, часто мотивирована внешними, т.е. телесными, обозначениями этой тематической концептосферы, взаимоотождествляющими по смежности зримые и понятийно-психологические явления из разряда поведения. Например, (1) смежносоотнесённые явления целостные (представления человека о человеке как о целом), вербализованные компонентом себя; (2) смежносоотнесённые явления телесной части, вербализованные компонентом язык как отражение речемыслительной деятельности; (3) смежносоотнесённые явления внешнего проявления поведения (рука как символ присвоения).
В основе данного фразеосемантического поля лежит архетип, т.е. древнейшее устойчивое представление о Добре и Зле, о Своём и Чужом/ Ином, приобретающих в ментально-языковой репрезентации – во фразеологизмах – различные формы общественно-поведенческого проявления. В связи с чем важнейшим элементом в данном ФСП (фразеосемантическом поле) является также и категория коннотации, тоже формирующей ОФ. Таким образом, фразеосемантика ‘поведения человека^ всегда оценочно маркирована и, как правило, отрицательно [см. с. 14], так как всегда акцентирует «чужесть, инакость» – словом, отклонение от нормы, ориентируясь на вертикальную иерархию ценностей.
Фразеосемантика ‘состояние человека^ в отличие от первого ФСП может быть чаще субъектно организованной, т.е. субъект состояния может говорить о себе, оценивая «своё» состояние (напр., проть сердца оторвалось, укусить бы локотка, в обмешулках). В этом ФСП также отразились мифологические представления человека. Данные фразеологизмы обозначают «внутреннее», а значит, во многих случаях «своё» эмоциональное состояние и, в свою очередь, спецификой своей образной мотивировки напрямую восходят к явлениям анимизма — осознания одушевлённости как внешнего, так и внутреннего миров. То есть явления, связанные с миром чувств человека, одними из первых получили маркировку в дискурсе мифологическом, обнаружив соответствующую идейно-смысловую коннотацию одушевлённости самого факта состояния как опредмеченного, т.е. в форме олицетворения и персонификации (совесть берёт, проть сердца оторвалось, глаза зябнут).
С другой стороны, ФЕ этого семантического поля могут быть и объектно организованы, т.е. обозначать состояние 3 л. и маркировать «чужой» аспект состояния, так как оценивают именно видимый со стороны поведенческий аспект. Например, из стыда выйти – коннотативная семема ФЕ содержит резко отрицательную оценочную сему, т.е. абсолютно негативную характеристику лица (Х). Ср. контекст: Нынишния мъладёш ис стыда вышли: адин мат дъ пьянь (Сил, Ар) [1, с. 243]. ФЕ глаза зябнут – стороннее наблюдение внезапного состояния лица (Х), так как в качестве обозначения этого лица в своём компонентном составе имеет внешнюю телесную часть человека и поэтому не может быть субъектно организованной.
В ФСП «поведение человека» действует аспект одушевления внешних предметов (частей тела, принадлежностей быта, а также при мотивации скрытых и явных параллелизированных аналогий, т.е. сравнений). В ФСП «состояние человека» одушевляются, причём ещё опредмечиваясь, именно непредметные, т.е. ощущаемые, психические явления (как «свои», так и «чужие»), семантизируя их как олицетворённые и персонифицированные.
Большую группу составляю фразеологизмы с компонентами-соматизмами, отражающие представления о человеке, его эмоциональном состоянии и внутреннем мире через определенные части тела. При этом сердце ассоциируется со страхом, язык – с речью, глаза – со стыдом, совестью и вниманием (как уши), рука – с воровством и кулак – с выдержкой.
Каждый из ФСП, таким образом, содержит долю «мёртвых» метафор, восходящих к мифологическому пласту культуры и сформировавшихся к настоящему времени в яркие оценивающие стереотипы.
Приложение
Таблица фразеологических культурных конструктов
Критерии типологии: (1) структура ФО/ тропная база; (2) половой признак/ гендерность; (3) специфическая психологическая окраска.
Тематические группы: поведение и психическое состояние человека.
| Типы культурных конструктов | Разновидность их типов | Примеры |
| Семантически избыточные | Плеонастичные | Лежать лёжкой, вьюном вить, думушки не думать, метлом не отметёшь, сиднем (сидьма) сидеть, пережить переживанье, знатьём (знатком, знатом) не знать, лень-перелень, трястись как трясок (трясучка), пар парить и др. |
| Тавтологические | Катушки да катушки | |
| Гиперболо-алогические | Перемотать глаза на уши, глотку налить, обумши в рот слазить, нутро лукавицей вылазит, пушки на себя лить, как за язык подвешенный и др. | |
| Собственно метафорические | В каждой бочке затычка, вода подмывает, наводить слепых на брёвна, сидеть в подклетье и др. | |
| Антитезные | И взады и впереды, делать ходы и выходы, хоть стой, хоть падай, плакать не в горсть, а в пригоршню | |
| Звукоподражательные | Ни гугук, мозгами шурукать, все уши пробунчать | |
| Юмористические | Кишка не вытерпит, с избы на борону прыгнуть, разинуть курятник (лукошко) и др. | |
| Иронические | Напасть на добрую землю, раскатать плавники, бегу и падаю и др. | |
| Саркастические | Выламывать из себя, губы выжимать (во 2 зн.), ставить из себя козыря и др. | |
| Гендерные | Маскулинные | За каждым подлом бегать, крутнём-вертнём ходить, хилять по девкам, подбивать клин |
| Феминные | Потерять себя, губы выжимать (в 1 зн.) | |
| Сравнительные | Как овца колобродная, как лягоша, как в сад сесть, как плутка сирая ходить | |
| Синекдохические | На парах, пойти на рожонья, в обмешулках | |
| Метонимические | На язык гораздый, отнять глаза, брать в голову, настрекать в уши, лоб раскатить и др. | |
|
Сравнительно- метонимические |
Язык как помело, как за язык подвешенный, сидеть как на часах | |
| Перифразные | Раскатать плавники, разинуть курятник (лукошко) | |
| Архетипические | Потерять себя, не помнить себя, взойти в себя |
Семантически избыточные. Во внутренней форме таких фразеологизмов наблюдается повтор однокоренных или синонимичных слов-компонентов или же прямая тавтология, с помощью которых мотивируется ФЗ. Подобные культурные конструкты могут быть и ритмически организованными (катушки да катушки, крутнём-вертнём ходить[1]).
Гиперболо-алогические. Метафорический характер таких ФЕ усложнён преувеличением, нарочитой фантастичностью или же нелогичной лексической сочетаемостью слов-компонентов, что мотивирует ФЗ.
Собственно метафорические. Такие фразеологизмы основаны на переносе свойств и качеств одних явлений, действий или ситуаций на другие, как правило, ассоциативно схожие с ними или же аллегорически осмысляемые.
Антитезные. Образно-семантическая мотивация таких фразеологизмов построена на лексическом контрасте слов-компонентов.
Звукоподражательные. Внутренняя форма таких культурных конструктов включает звукоподражательные слова, которые непосредственно образуют ФЗ.
Юмористические. Образность этих фразеологизмов наделена комическим оттенком, создаваемым причудливым или необычным изображением-оцениванием поведения человека.
Иронические и саркастические. Семантическая и образная структура таких фразеологизмов мотивирована несоответствием утверждения с подразумеваемым подтекстом/смыслом, отличающимся оценочными оттенками (иронией, сарказмом).
Гендерные. Главный показатель этих фразеологизмов – избирательная дифференциация адресата по признаку пола. Т.е. оценочность этих ФЕ связана с признаковой прикреплённостью к определённому полу адресата. На данной основе они могут быть как маскулинными, так и феминными.
Сравнительные. Формальный показатель этих оборотов – подчинительный союз как, который структурно-семантически мотивирует образ оборота в целом.
Синекдохические. Главная черта таких идиом заключена в количественном иносказании, а также в соподразумевании части в значении целого и наоборот, что мотивирует особую образность ФЕ.
Метонимические. Фразеологический образ таких оборотов основан на иносказательном обозначении одного предмета при помощи другого, смежного по отношению к первому. Обычно в этих ФЕ в качестве такого предмета выступают соматические, т.е. телесные, компоненты-слова (голова, язык, рот и др.).
Сравнительно-метонимические. Образ таких фразеологизмов усложнён как метонимией, так и сравнительным оборотом, причём компонент-метонимия может выступать в качестве сравниваемого элемента или входить в сравнивающую часть тропа.
Перифразные. Образно-семантическая мотивация этих оборотов связана с наличием в них выражения, заменяющего то, что они нарочито иносказательно подразумевают. Компонент-перифраз таких оборотов имеет форму номинации, т.е. названия.
Архетипические. Семантическая мотивированность таких фразеологизмов обусловлена наличием в них оппозиции ‘Себя^ и ‘не-Себя^, т.е. акцент разграничения делается по признаку свойственности / несвойственности поведения или состояния лица (Х-а) его настоящему «Я».
Список использованных источников
1 Семенкова, Р.В. Фразеологический словарь русских говоров Республики Мордовия/ Р.В. Семенкова. – Саранск: Изд-во Мордов. Ун-та, 2007. – 332с.
2 Абакумов, С.И. Современный русский язык: уебн. пособ. для пед. и уительск. ин-тов/ С.И. Абакумов. – М.: Сов. наука, 1942. – 184с.
3 Алефиренко, Н. Фразеологическое значение: природа, сущность, структура/ Н. Алефиренко// Грани слова: сборн. научн. статей. – М.: ЭЛПИС, 2005. – С.21-26.
4 Амосова, Н.Н. Основы английской фразеологии/ Н.Н. Амосова. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1983. – 208с.
5 Ахманова, О.С. Очерки по общей и русской лексикологии/ О.С. Ахманова. – М.: Учпедгиз, 1957. – 295с.
6 Ашукин, Н.С. Словарь к пьесам А.Н. Островского/ Н.С. Ашукин, С.И. Ожегов, В.А. Филиппов. – М.: Веста, 1993. – 259с.
7 Бабкин, А.М. Русская фразеология, её развитие и источники/ А.М. Бабкин. – Л.: Наука, 1970. – 324с.
8 Блок, А.А. Стихотворения и поэмы: стихи, дневники, письма, проза/А.А. Блок. – М.: Эксмо, 2006. – 576с.
9 Большой фразеологический словарь русского языка. Значение. Употребление. Культурологический комментарий / Отв. ред. В.Н. Телия. – М.: АСТ – ПРЕСС КНИГА, 2006. – 784с.
10 Брагина, Н.Г. Фрагмент лингвокультурологического лексикона (базовые понятия)/ Н.Г. Брагина // Фразеология в контексте культуры/ отв. ред. В.Н. Телия. – М.: Языки славянской культуры, 1999. – С.131-138.
11 Воркачев, С. Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании/С.Г. Воркачёв // Филологические науки. - 2001 - № 1. - С. 64-72.
12 Виноградов, В.В. Об основных типах фразеологических единиц в русском языке / В.В. Виноградов// Лексикология и лексикография: Избр. труды. – М.: Наука, 1986. – 312с.
13 Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 2 т. / В.И. Даль. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. – 2 т.
14 Ефимов, А.И. О языке художественных произведений/ А.И. Ефимов. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Учпедгиз, 1954. – 288с.
15 Жуков, В.П., Жуков, А.В. Русская фразеология: учебн. пособие/ В.П. Жуков, А.В Жуков. – Изд. 2-е, испр. и доп. – М.: Высш. школа, 2006. – 408с.
16 Жуков, В.П. Семантика фразеологических оборотов / В.П. Жуков. – М.: Просвещение, 1978. – 160с.
17 Зимин, В.М., Крымская. М. Лингвокультурологический анализ фразеологизмов со значением процесса речи/ В.М. Зимин, М. Крымская // Грани слова: сборн. научн. статей. – М.: ЭЛПИС, 2005. – С.451-459.
18 Ивашко, Л. А. Юмор в народной фразеологии/ Л. Ивашко // Грани слова: сборн. научн. статей. – М.: ЭЛПИС, 2005. – С.80-82.
19 Ивашко, Л. А. Очерки русской диалектной фразеологии/ Л.А. Ивашко. – Л.: Изд-во Ленинградск. ун-та, 1981. – 111с.
20 Коваль, В. Славянская этнофразеология в гендерном аспекте/ В.Коваль // Грани слова: сборн. научн. статей. – М.: ЭЛПИС, 2005. – С.82-89.
21 Красных, В.В. Концепт «Я» в свете лингвокультурологии/В.В. Красных // Язык, сознание, коммуникация: сб. статей/ отв. ред. В.В. Красных, А.И. Изотов. – М.: МАКС Пресс. – 2003. – Вып. 23. – С.4-14.
22 Ларин, Б.А. Эстетика слова и язык писателя: Избр. статьи/ Б.А. Ларин; вступ. ст. А. Фёдорова. – Л.: Худож. литература, 1974. – 287с.
23 Лучинина, Е.Н. Лингвокультурология в системе гуманитарного знания // Критика и семиотика. – 2004. – Вып. 7. – С. 238-243.
24 Маслова, В.А. Лингвокультурология / В.А. Маслова. – М.: Академия, 2001. – 208с.
25 Ожегов, С.И., Шведова, Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений/ С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. – 4-е изд., доп. – М.: ИТИ ТЕХНОЛОГИИ, 2003. – 944с.
26 Пименова, М.В. Коды культуры и проблема классификации концептов/ М.В. Пименова// Язык. Текст. Дискурс: Научный альманах Ставропольского отделения РАЛК / Под ред. Г.Н. Манаенко. – Ставрополь: Изд-во ПГЛУ. – 2007. – Выпуск 5. – С.79-85.
27 Поливанов, Е.Д. Введение в языкознание/ Е.Д. Поливанов. – Л.: Изд-во Восточного ин-та, 1928. – 220с.
28 Сандомирская, И. О своём. Фразеология и коллективная культурная идентичность/ И. Сандомирская // Фразеология в контексте культуры/ отв. ред. В.Н. Телия. – М.: Языки славянской культуры, 1999. – С.121-130.
29 Славянская мифология: энциклопедический словарь / отв. ред. С.М. Толстая. – 2-е. изд. — М.: Междунар. отношения, 2002. – 512с.
30 Смирницкий, А.И. Лексикология английского языка/ А.И. Смирницкий. – М.: Учпедгиз, 1956. – 356с.
31 Срезневский, И.И. Заметки об образовании слов и выражений/И.И. Срезневский// Записки императ. А.Н. – СПб., 1873. – Т. 22. – С.246-248.
32 Телия, В.Н. Что такое фразеология/ В.Н. Телия. – М.: Наука, 1966 – 85с.
33 Телия, В.Н. Фразеологизм. Фразеология / В.Н. Телия// Лингвистический энциклопедический словарь/ Гл. ред. В.Н. Ярцева. – М.: Советская энциклопедия, 1990. – С.559-561.
34 Телия, В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты/В.Н. Телия. – М.: Языки русской культуры, 1996. – 284с.
35 Телия, В.Н. Первоочередные задачи и методологические проблемы исследования фразеологического состава языка / В.Н. Телия // Фразеология в контексте культуры/ отв. ред. В.Н. Телия. – М.: Языки славянской культуры, 1999. – С.13-24.
36 Тресиддер, Дж. Словарь символов/ Дж. Тресиддер; пер. с англ. С. Палько. – М.: ФАИР-ПРЕСС, 1999. – 448с.
37 Фортунатов, Ф.Ф. Сравнительное языковедение / Ф.Ф. Фортунатов// Избр. труды. – М.: Учпедгиз, 1956-57. – Т.1. – С.244-247.
38 Шанский, Н.М. Фразеология современного русского языка/ Н.М. Шанский. – М.: Высш. школа, 1985. – 229с.
[1] Данный фразеологизм может быть причислен также и к гендерному, в частности к маскулинному культурному конструкту.
(zip - application/zip)
Статистика файлового архива
